Константин Соловьев - Раубриттер [I - III]

Лазариты носили на теле следы лепры с той же гордостью, с которой священники носят свое облачение, считая, что именно медленно текущая болезнь позволяет отделить дух от плоти, а желание души – от желаний плоти. Гримберт, не будучи сведущим в вопросах веры, не мог судить, насколько эффективна такая практика, но по возможности предпочитал не иметь дел с этим Орденом.

Во взгляде приора Герарда не было христианского смирения. Гримберт заметил это, когда прелат поднял на него глаза, обрамленные гноящимся мясом, но удивительно ясные.

- Важно сохранять веру в миру и в бою, господин маркграф. Если ты не имеешь правильной веры, все твои добродетельные подвиги, с оружием ли в руках или без него, всего лишь бесплотный туман. Так говорил Святитель Феофан Затворник.

Это было произнесено удивительно четко – как для человека, чьи губы превратились в свисающие с лица сгустки некротичной плоти. Гримберт даже испытал подобие уважения. Видно, приор Герард имел сильную веру, раз оказался здесь, на окраине империи, и в такой странной компании.

Этот ответ не вполне удовлетворил графа Даммартен.

- Легко вам говорить, святой отец, - пробормотал Теодорик, отставляя очередной пустой кубок, из которого минуту назад высосал все содержимое до капли, - Вы, так сказать, воин веры, высшими вопросами ведаете, куда вам до наших низменных бед и трудностей… Оно, понятно, дело святое – еретиков громить, только, уж не сочтите за грубость, будет учет потерям и убыткам вести? Как быть, если мы понесем расходы?

Герард нахмурился, отчего на его лбу вздулись подкожные опухоли, туго натянув кожу на бугристом лице.

- Не мне ведать расходами, ваше сиятельство. Меня заботит лишь спасение душ – и именно этим я собираюсь заняться в лангобардских землях.

Теодорик бросил на него неприязненный взгляд.

- Ну конечно. Истый солдат Господа. Не сомневался в вашем боевом духе, брат Герард. Вот только позвольте заметить, - он выпростал из кармана мятый листок бумаги, исписанный мелким неряшливым почерком, - битва еще не началась, а я уже терплю ужасный убыток. Судите сами, провиант для пехоты, соленая рыба и хлеб, это уже три двойных денье за день. Топливо для грузовых трициклов – восемь мино за день – еще су, и это не считая масла и воды, а если взять снаряды, каждый из которых, если хотите знать, обходится мне по гро-блану за штуку… Разве думает кто-то, как нам кормить своих людей? Как чинить доспехи? Как подвозить провиант и боеприпасы?

- Святой Престол не измеряет души серебром, - неохотно ответил приор Герард, - Полагаю, этот вопрос вам следует оставить для императорского сенешаля, он ведает расходами за эту кампанию.

Этот смиренный ответ отчего-то обозлил Теодорика еще больше.

- Ну конечно, - пробормотал он, пряча свой замусоленный листок, - Стройте из себя дальше смиренного рыцаря веры. Будто мы не знаем, что у Святого Престола есть свои планы на Лангобардию. Земля там сочна, булки сами из земли растут, знай намазывай их маслом да клади в рот, а? Уж этот край не разорен войной, как наши земли. Сколько епископов сможет кормиться с этой земли, хотел бы я знать? И чем нам подвязывать свои впавшие животы, пока он будет с амвона окормлять всех страждущих?

- Больной вопрос для всех нас, - согласился Гримберт, пряча улыбку, - Что вы на это скажете, господин приор?

Приор Герард покосился на него с таким выражением, что будь Теодорик немного менее пьян, уже счел бы за лучшее замолчать.

- Не забывайтесь, граф. Каждый из нас находится здесь потому, что исполняет волю своего сюзерена. Только мой сюзерен, смею заметить, сидит повыше вашего. И видит, надо думать, больше.

- Уж не о самом Господе ли вы говорите? –изумился граф Даммартен, гримасничая, - Как думаете, достаточно ли хорошо он рассмотрел Второй Реннский Поход, известный некоторым как Собачья Бойня? И не застила ли ему глаз в тот момент какая-нибудь маленькая тучка?

Кажется, он хватил лишку, глаза лазарита сверкнули, точно осветительные ракеты над полем боя.

- Мы выполняли свой долг! – отчеканил он, сжимая в кулаки пальцы, потемневшие и изогнутые, точно древесные корни.

- И это тоже верно, - поспешил заметить Гримберт, - Мы не можем не признать этого, господа.

Он попытался украдкой отодвинуться подальше от охваченного священной яростью священника. Чего доброго, тот так разволнуется, что его разлагающийся язык не удержится на месте и шлепнется ему на сапог. Экая гадость…

- А заодно вырезали двадцать тысяч душ, обвинив их в ереси маркеллианства! – рявкнул в ответ Теодорик, - Может, эти мертвецы очистились перед Господом, только вот найди сборщика податей, который сможет взять с них то, что причиталось казне!

Багровые веки приора Герарда прищурились.

- Возможно, вам стоит обратиться за этим к маркграфу Бреттонской марки Авгульфу, который допустил мятеж на своих землях и тем развязал руки еретикам. Вот только едва ли самому Святому Петру удастся собрать голову маркграфа из черепков!

Приор Герард не выглядел физически сильным, напротив, он походил на разваренную репу, чудом не расползшуюся на части, но Гримберт знал, что к этому человеку стоит относиться с осторожностью. Днем раньше он успел бросить взгляд на его рыцарский доспех, когда тот сгружали с грузового трицикла Ордена, сняв защитное транспортировочное полотнище. Эта машина носила имя «Вопящий Ангел» и выглядела достаточно грозно, чтобы Гримберт преисполнился к ней определенным уважением.

Это был доспех тяжелого класса, боевой массой почти ровня «Золотому Туру», созданный для штурма сложной эшелонированной обороны и вооруженный осадными мортирами столь чудовищного калибра, что внутри их ствола мог разместиться самый большой колокол с Туринского собора. Что ж, Святой Престол никогда не экономил на вооружении монашествующих рыцарских Орденов, охотно снабжая их технологиями из своей бездонной сокровищницы.

Гримберт мысленно осклабился. Святой Престол мог позволить себе подобную щедрость. Уж если ты считаешь себя защитником всего христианского мира от еретических технологий, а себя – единственным и полноправным их хранителем, нет ничего удивительного в том, что твоим людям достаются самые вкусные куски…

Гримберта подобные вопросы не заботили. Он знал, что если каким-то образом «Золотому Туру» суждено сойтись в бою с «Вопящим Ангелом», ему хватит трех минут, чтоб превратить доспех приора в груду дымящихся обломков, даже если в оболочку ее реактора вплавлен ноготь самого Святого Петра.

Бесспорно, «Ангел» был превосходной машиной, даже уникальной в своем классе и обладающей воистину чудовищной огневой мощью, но это была всего лишь машина. «Золотой Тур» же был произведением искусства, равного которому не знала империя, уникальным в своей смертоносности и обошедшееся дороже, чем доход всей Туринской марки за пять урожайных лет. Лучшие мастера со всей франкской империи кропотливо создавали его в течении многих лет. Математики из Болоньи и Парижа рассчитывали баллистические показатели его орудий и ударные нагрузки. Кузнецы из Золлингена ковали броневые плиты. Флорентийские мудрецы создавали никогда прежде не виданные внутренние узлы, добиваясь безупречной работы всех механизмов. Один только реактор, заказанный в Мекленбурге и дарующий «Туру» его непревзойденную мощь, обошелся в такую сумму золотом, что несчастного скрягу Теодорика хватил бы апоплексический удар, вздумай Гримберт назвать ее вслух.