Константин Соловьев - Раубриттер [I - III]

Гримберт копался в интерфейсе, продираясь сквозь колючую, как можжевельник, латынь и непривычные метрические показатели. Копался остервенело, точно голодная мышь, раздирающая когтями мешки из-под муки, найденные в подвале старой мельницы. Под конец он делал это уже машинально, лишь бы занять себя чем-то, не позволяя той мысли, что копошилась где-то в костном мозге, вынырнуть на поверхность и сделаться очевидной.

Хлам. Просто старый хлам, брошенный кем-то на полдороги. Реликт старых эпох, когда рыцари воевали в одном строю с пехотой, будучи больше громоздкими экзоскелетами, чем полноценными многотонными боевыми машинами, по огневым показателям схожими с небольшими крепостями. При одной мысли, что подобный доспех может бросить вызов чему-то сродни «Урановому Фениксу» Гримберт ощущал распирающий его изнутри нервный смех. С тем же успехом слепой нищий может в одиночку осадить графский замок.

Ладно, приказал он себе, окончательно исцарапав душу об острые цифры показателей, спокойно. Каким бы старым ни был доспех, это оружие. Оружие, с которым ты умеешь обращаться. Да, слабое, предельно несовершенное, даже примитивное – но оружие. С ним ты уже не беззащитен, уже не должен прятаться в щель от каждого резкого звука…

Последнее разочарование хлестнуло его поперек спины, точно узловатый кучерский кнут, когда он запросил данные по боекомплекту. Визор высветил цифры, от которых Гримберт лишь сдавленно выругался сквозь зубы. Ноль – он ноль что в привычной системе, что в метрической. Снарядные укладки и пулеметные бункера были пусты. Ни одного снаряда, ни последнего, завалявшегося, патрона. Пустые металлические ящики, полнящиеся одной только пылью и давно высохшей оружейной смазкой.

- Не хочется тебя подгонять, мессир, да пора бы обратно, - заметил Берхард, все это время безразлично наблюдавший за маневрами рыцаря с безопасного расстояния, - Позволь тебе напомнить, мы все еще в Альбах.

Альбы. Это слово, вобравшее в себя все ужасные вещи мира, больше не тревожило Гримберта. Даже скверная броня и нерабочее оружие казались хорошей защитой от этого слова. Сколь ни ничтожен был доспех, он мог защитить своего хозяина практически от всех опасностей, включая обжигающие гейзеры, проникающую радиацию и бездонные пропасти.

- Хотел бы я забыть об этом, Берхард…

- Патронов-то много?

- Патронов нет. Но я теперь не слепой калека, а это уже кое-что.

Берхард покачал седой головой.

- Железо – это всего лишь железо, - произнес он, поправляя мушкет, - Я бы лучше уповал на голову. Сообразительная голова спасет там, где не спасет железо.

Гримберт насторожился.

- Чувствуешь перемену погоды?

- Нет. Сдается мне, Старик лег в спячку и едва ли выберется из нее до весны.

- Что тогда?

Берхард передернул плечами. На облаченного в рыцарских доспех Гримберта он смотрел с каким-то непонятным чувством, отдающим презрением. Словно эта железная штука казалась ему вещью нездешней и решительно выбивающейся из привычной ему картины.

- Не знаю, - неохотно сказал он, - Чутьё взыграло. Давай, разгоняй эту наковальню, посмотрим, какова она на ходу.

***

Опасения Гримберта по поводу ходовых качеств доспеха оправдались почти сразу же. несмотря на пристойное состояние реактора и сервоприводов девятифутовый стальной великан посреди горных ущелий оказался едва ли не беспомощнее слепца.

Лишенная всяких амортизаторов кабина на ходу раскачивалась так, что уже через полчаса хода Гримберт стал малодушно помышлять об отдыхе – от тряски внутренности словно взболтались внутри. Массивные лапы с широкими ступнями должны были обеспечить приемлемое давление на грунт, но только лишь там, где он имелся, а не представлял собой смесь из прихваченного льдом каменного крошева. Вдобавок доспех страдал от неправильно спроектированной центровки, отчего его ощутимо кренило даже на незначительных спусках, а наклон свыше пятнадцати градусов представлял собой серьезную опасность.

Гримберт вел его настолько осторожно, насколько это возможно, выбирая самые ровные участки и не совершая рискованных маневров. Не столько оттого, что испытывал теплые чувства к своему механическому симбиониту, сколько из страха перед падением. Ему не нужна была подсказка Берхарда, чтобы понять – рухни махина всеми своими одиннадцатью тоннами в снег, трёх человеческих рук не хватит, чтобы поднять ее.

Берхарду вновь приходилось останавливаться, чтоб подождать его и если сперва он лишь хмурился, то ближе к темноте уже не скрывал раздражения.

- Чертова ореходавка… Знал бы я, какие следы она за собой оставляет, вернулся бы в Бра один.

Его раздражение было обосновано. Там, где злой ветер Альб быстро притрушивал снегом неглубокие человеческие следы, огромные птичьи отпечатки рыцарских лап оставались надолго. Не надо было быть даже «альбийской гончей», чтобы проследить их путь до самого дома. С другой стороны, кто осмелится напасть на рыцаря? Даже лишенные боезапаса орудия выглядели достаточно внушительной причиной, чтоб отбить у любого здешнего обитателя желание тесного знакомства.

Однако Берхард становился все мрачнее с каждой минутой. У него не было привычки болтать, он и рот-то открывал лишь изредка, чтобы отпустить какую-нибудь резкую остроту, но Гримберту невольно начало казаться, что слова проводника по поводу чутья – не пустой звук. Останавливаясь, он как-то нехорошо бросал взгляд назад, по-вороньи щурясь. Несколько раз Гримберт тоже разворачивал доспех, фокусируя черно-белое зрение на далеких скалах, но ничего подозрительного и опасного не находил. Или же не знал, на что смотреть. То, что он несколько дней провел в Альбах, говорило только лишь об опытности его проводника. И еще о весомом запасе неизрасходованной им удачи.

На ночлег они остановились в неглубокой низинке, похожей на след огромных челюстей в камне. Берхард сноровисто разложил небольшой костер из веточек, которые нарвал по дороге. Поразительно, как легко у него это выходило, учитывая, что работал он единственной рукой.

На его короткий приглашающий жест Гримберт помотал головой:

- Спасибо, останусь на ночь внутри. Здесь мороз не донимает.

На самом деле мороз донимал, и сильно. То ли внутренний термо-контроль не работал должным образом, то ли все тепло уходило через потрепанную обшивку, но он едва сдерживался от того, чтобы не лязгать зубами. Металлу холод был ни по чем, а вот человеческой плоти, спрятавшейся внутри него…

Берхард не стал настаивать. Возможно, ему не было дела до того, что станется со спутником. А может, в глубине души он, пусть и не особо сообразительный, понимал истинную причину того, отчего Гримберт не спешит выбираться наружу. Едва лишь отключив нейро-штифты, тот вновь превратится в слепого калеку, обреченного покорно плестись следом и не способного самостоятельно сделать и шага. Нет, решил Гримберт, прикусывая озябшие губы, не вылезу отсюда, пока не сделается совсем худо.