Юрий Волков - Город сестёр [СИ]

Бабка подошла к зеркалу на стене, поправила ремень, пошевелила на бедре кобуру, спросила.

— Ну, как я?

— Вполне, аппетитно.

— Я серьёзно…

— Я серьёзно шеф. Очень впечатляюще выглядишь. Я продолжу?

— Валяй. Я послушаю.

И Павел начал выяснять, не стоят ли за этой группой ещё какие-нибудь силы.

Знаете, оказалось — нет. Чистая районная самодеятельность.

— Ну. И куда ты их, теперь?

— У нас тут есть какая-то кладовка, сарайчик, погребок? Ну, что-то в этом роде. Их надо куда-то складировать. Мы ведь сейчас уйдём?

— Да, Скорый, нам надо идти. Сложи их пока в моей комнате.

Из второй комнаты вышла Мария. В чистенькой формочке, в бейсболке защитного цвета в которую Беда попыталась спрятать свою шевелюру. Ничего конечно не вышло и пряди рыжины торчали со всех сторон.

Бабка подошла к девушке, просунула её волосы в прореху на затылке, и получился огненный хвост.

Пашка попросил:

— Девчонки, помогите стаскать этот хлам в комнату.

И они втроём, за руки, за ноги, чтобы не собирать дорожки, стаскали пятёрых неудачников в Бабкино купе. Свалили их прямо на пол, как попало. Раскладывать было некогда. И отправились в мэрию, закрыв и комнату, и домик на замки.

Уже в воротах Бабка спросила:

— А они там мне на пол не насерут, случаем?

— Не должны. Я четырёх внешников в автобусе так же вёз. Ничего… Не обделались. А кстати, где это у нас Ванесса? Она не сбежит, случайно?

Бабка отмахнулась.

— Некуда ей бежать. Да и куда она побежит от Анечки?

— А… Анечка тут причём?

— Она Анькина крёстная мать. Любит её, как родную. И Анька, как ни странно, её вспомнила. Мы же сначала все думали, что Ванка погибла. Потом только узнали…

В Улье к жизни и смерти люди относятся проще, чем на земле. Если «плохие» начинали прессинговать «хороших», то «хорошие» убивали «плохих». Всё по-простому, без всяких лишних душевных терзаний. Вторую щеку тут никто никому подставлять не собирался. Тот, кто поступал иначе — умирал. Иногда, умирал в муках.

В результате таких противостояний, погибали и те, и те, и иногда было трудно отличить добро от зла.

Казалось бы — консолидируйся народ, приди к пониманию, что сотрудничество всегда продуктивней, чем конфронтация, и жизнь стала бы легче и безопасней.

Но — нет! Всегда найдётся урод, который захочет получить больше чем отдать. И который захочет не заработать свои плюшки, а отобрать их у менее сильных. Именно так строится общество, правительство, власть и государство. Так было всегда и везде. Так было на земле. Такой порядок и здесь.

Просто на этой, Богом забытой территории, в силу бесконечно экстремальных условий, основные правила построения человеческого общества стали жёстче. По необходимости.

Тут не то, чтобы все были против всех. кое-какие законы соблюдались. Но Божия заповедь — «не убий», в Улье как-то… Не котировалась. Лозунг — «Не умри», был всем больше по душе.

А отсюда вытекали основные принципы жизни. Не верь. Будь осторожен. Не суй нос куда попало. Не рискуй. Не жалей. Обзаводись друзьями, которые прикроют спину. Учись метко стрелять и быстро бегать… Ну, и так далее.

«Дикий запад», короче.

Пока Пашка так рассуждал, они дошли до двухэтажного кирпичного строения, видимо бывшей совхозной конторы, окружённой высоким кирпичным же забором. У ворот стояла охрана из четырёх бойцов, вооружённых АК‑74.

Парнишка — часовой нажал кнопочку и через десяток секунд из калитки выскочил ещё один армеец. Бабку здесь знали и даже уважали. Потому, что старший заулыбался.

— О! Привет, старая! Как жизнь?

— Спасибо — хреново. А у тебя, Стриж?

— А что мне сделается? Скрипим помаленьку. Ты к начальству?

— Ага, к нему… На месте?

— Приказ дал. Сразу тебя вести к нему.

— Ну, пошли.

И они пошли в администрацию.

Алмаз, крепкий мужик, на вид лет тридцати, прямо обрадовался. Усадил в кресла, предложил чаю. Спросил у Бабки:

— Ты не против, если при разговоре будет присутствовать Зиночка.

Он махнул рукой в сторону девушки, скромно сидевшей в уголке на стульчике.

— Ментат? — спросила Бабка. — Конечно не против.

От чая гости отказались. Хозяин уселся напротив и с ожиданием уставился на посетителей.

— У меня к тебе дело, Алмаз. Думаю, ты догадываешься-какое.

Алмаз расстроился.

— Бабка, ну чего ты так торопишься! Ты расскажи лучше как целый взвод внешников в плен взяла. — Он потёр руки. — Ух, как интересно!

— Это не ко мне. Это вот к нему, — она кивнула на Пашку. — Только он знает подробности.

Алмаз, с прищуром, посмотрел на Пашку.

— Ну-с, молодой человек, потешьте старика.

Пашка дёрнул бровью. Усмехнулся:

— За молодого спасибо. А потешить нечем… Я стрелок. У меня Дар. Очнулся в плену, тихо перевёл наручники из положения сзади, перед собой. Отделение внешников — сплошь дилетанты, да ещё и расслабились. Вытащил у одного охранника пистолет из кобуры. Мой, кстати, пистолет. И перестрелял всю пехоту. Потом две гранаты кинул в люк танка и… И, собственно, всё… Четверых взял в плен. Тех, которые не захотели умирать. Это всё.

Алмаз посмотрел на своего личного ментата. Девушка молча кивнула головой.

Пашка ведь не лгал. Просто не договаривал кое-что.

Глава города посидел, помолчал, пошевелил бровями.

— Мда… Как-то скучно ты воюешь, братец. Никакой романтики. Я‑то ожидал чего-то захватывающего… Мда… Ко мне на службу пойдёшь?

— Простите, не могу. Я должен Бабке.

— Да какие проблемы! Я заплачу твой долг!

— Я ей должен не споранами и не жемчугом. Я ей обязан жизнью. Ещё раз извините.

— Ладно, тогда давайте к делу, — он обратился к Бабке. — Тебе нужна жемчужина. Я прав?

— Да, Алмаз. И сейчас я готова её купить.

— Сколько ты готова дать?

— Рыночная цена «белой» тысяча восемьсот «чёрных». Я готова дать две тысячи.

Алмаз задумался:

— Роскошное предложение. От него сложно отказаться… Но я откажусь.

Бабка хватанула воздух ртом. Но быстро взяла себя в руки.

— Сколько ты хочешь?

— Бабка, ты пойми, у меня одна «белая». Всего одна. И у меня Дашка растёт. Она не иммунная. Через год, максимум через полтора, эта «белая» мне самому понадобится…

— Ладно, Алмаз, — огорчённо выдохнула Бабка, — извини за беспокойство. Пошли ребята.

— Подожди, Бабка, я ещё не всё сказал. Присядь, будь добра… Так вот. Я не возьму у тебя плату жемчугом. Ты просто пообещаешь мне, что в течение года вернёшь её с процентами.

Бабка прямо ожила.

— Размер процента?

— Сто.

— То есть…

— Да, дорогая моя. Да… Я хочу, чтобы ты вернула мне две. Максимум, через год… Сможешь?

Бабка тоже задумалась. Уточнила.

— Триста дней?

— Пусть будет — четыреста.

Бабка ещё подумала. Потом рубанула.