Юрий Волков - Город сестёр [СИ]

— Тогда почему этот вирус не убил в Улье всю грибницу.

— А он передаётся только при непосредственном соприкосновении организмов. Но лесные грибы, переносчики вируса, и гриб, паразитирующий на человеке, не соприкасаются в этом мире. А вот перед передачей в мир внешников донорских органов, их обрабатывают в герметичной камере распылённым раствором, содержащим тотивирус. Споры погибают. Частично погибают и гифы в органах. Вероятность заражения сводится практически к нулю.

Скорый загорелся идеей.

— А если так обработать весь этот мир? То что?

— Экспериментировали и с этим… Имунного обрабатывали тотивирусом. Гриб в организме погибал, но вместе с ним погибал и иммунный. Симбиоз слишком тесен. Два организма уже не могут существовать по отдельности. Даже простое физическое разрушение затылочных паразитических долей приводит к смерти заражённого. Грибница не просто дублирует, она заменяет нервную систему. Кроме того, при перезагрузке кластеров, споры появляются снова, и дезинфекция тут не поможет. Так что эта идея… Она не нова. Но пользы от неё нет никакой, кроме дезинфекции продаваемых органов… И ещё одно. Местные грибы опасны для человека. Все, без исключения.

Днём Мазур проводила много времени с Анечкой. Она не сюсюкала с ней, не нянчилась. Она просто старалась быть рядом.

А однажды вечером Скорый напомнил Ванессе, что та хотела с ним о чём-то поговорить. Они втроём с Коротким уселись в гостиной на диване в уголке и пошептались.

Ванесса объяснила Скорому положение с рождаемостью. Она в Улье близка к нулю.

Почему? Потому, что женщины не могут определить иммунность плода. Поэтому все повально предохраняются. А те, кто «залетел», делают аборты. Мазур растолковывала Пашке.

— Если в Полисе будет человек, умеющий отличить имунный плод от обычного, то представляете насколько полноценнее станет жизнь у населения. Бессмертие, это конечно — хорошо. Но без детей жизнь бессмысленна. Так мне кажется.

— Но вы же, «рентген», Ванесса Витольдовна.

— Да. Я могу, например на ранних стадиях, определить пол будущего ребёнка. Имунность, это совсем другое, это не каждый знахарь может определить. А у вас, Павел Дмитриевич, это легко получается, как я понимаю… Но, не это главное. Главное вот, — Мазур ткнула себя пальцем в лицо, — вот эта ваша способность.

Пашка удивился.

— Вы предлагаете мне занятся пластическими операциями?

— Нет, Павел Дмитриевич. Моё предложение практичней и приземлённей. Аборты, без хирургического вмешательства. И с этим надо поэкспериментировать.

На следующий день они слегка поэкспериментировали.

Они пришли в местный ФАП совмещённый с примитивным стационаром. Мазур записалась к гинекологу, по какому-то надуманному поводу, и они сидели в коридоре на пластиковых стульчиках.

В помещение вошла женщина среднего роста и атлетического телосложения. Не бодибилдерша, нет. Но мускулатура у дамы была развита не хуже чем у какого-нибудь гимнаста или борца. Мадам, в защитного цвета безрукавке, бейсболке и брюках милитари, несла на бедре здоровенную кобуру из которой выглядывал хромированный задник затвора пистолета. Она присела на стульчик напротив Ванессы и Пашки.

Мазур наклонилась к Скорому и прошептала:

— Пришла на обследование, по поводу беременности. Плоду, судя по развитию, дней шестьдесят, не больше. Четко вижу, что девочка. Но, видимо, дама твёрдо настроена на прерывание. Теперь ваша очередь.

Скорый включил дар и всмотрелся в сплетения светящихся жгутов нервных импульсов. Приглядывался долго, минуты три, потом отключился и пожаловался шёпотом Ванессе:

— Ничего не вижу. Не понимаю — куда смотреть.

— А ну-ка дайте руку. Попробуем вместе, так, как вы рассказывали.

Они оба вошли в дар и Мазур мгновенно подвела его к нужному месту и указала на слабо светящийся сгусток выше области таза. И тут Пашка увидел крошечное, размеров в полпальца, существо, со своей собственной отдельной нервной системой. Которая не дублировалась гифами грибницы.

И эта крошечная нервная сеть ровно светила розовым. Она сияла даже розовее, чем система матери.

Экспериментаторы вышли из транса и Ванесса спросила:

— Ну, что?

Пашка довольно улыбнулся.

— Имунная девчушка. Что будем делать?

— Попробую поговорить.

Мазур пересела на стул рядом с атлеткой.

— Простите… Я не знаю вашего имени…

— А тебе и не надо знать, — отрезала женщина.

— Я понимаю… Просто, я хочу сказать, что вы на втором месяце беременности.

— И что? Ты кто? Врач?

— Да. Я врач и у меня здесь появился кое-какой дар. Я чётко вижу, что у вас будет девочка. И самое главное — она иммунная.

Женщина свела брови и уставилась на Мазур.

— С чего ты взяла?

— Я это вижу.

Женщина глянула на Пашку. Тот утвердительно покивал.

— А он, что-тоже врач?

— Да, голубушка, он тоже… врач. Он может подтвердить мои слова. У вас ещё есть время, не торопитесь прерывать беременность.

— А если вы врёте? Если никакие вы не врачи?

— Простите, но мне непонятно. Зачем нам врать? Как мы можем эту ложь использовать? А если сомневаетесь в наших словах, то спросите у местного знахаря, или у его жены. Спросите — кто такой Скорый и Игла. Они подтвердят наши одарённости.

— Подожди… Тебя как зовут?

— Зоя. Зоя Александровна Кривонос.

— А чего это ты обо мне, Зоя, беспокоишься?

— Видите ли… Имунные дети здесь большая редкость. Мне будет очень жаль, если вы убьёте это дитя.

— А если я рожу, а она не имуная? Где я возьму «белую»?

Пашка улыбнулся, покрутил балдой.

— Неет, эта девочка иммунная. Двести процентов. Тысячу процентов. Если она окажется не иммунная, я лично достану ей «беленькую».

Женщина долго сидела в задумчивости, глядя перед собой. Потом спросила:

— А вы, вообще, откуда взялись?

Пашка пояснил:

— Мы из Бабкиной бригады. Она Игла. Я Скорый.

— Скорый… Скорый. Скорый… Что-то знакомое… Стой! Это тот, который в одиночку колонну внешников разгромил и двести человек в плен взял.

Лекари засмеялись.

— Врут, всё. Никаких двести человек. Их всего было двадцать девять. Четверых взял в плен.

— Погоди! Но колонну-то ты взял?!

Пашка пожал плечами:

— Ну, взял.

Мазур тоже утвердительно покивала.

— Я свидетель. Он меня,… — ткнула пальцем, — он там меня из плена освободил.

— Один взял?

— Ну, да, один.

— Нихрена себе, — выдохнула восторженно гимнастка. — А как дело-то было? Я вот уже шестьсот дней тут мотаюсь, но чтобы вот так… Даже не представляю.

Пашка отмахнулся.

— Да там и рассказывать нечего. Я вон Алмазу рассказал, а он обиделся. Говорит — я скучно как-то воюю.

— Ну да, — подтвердила атлетка, — результативность всегда скучная. Никакой зрелищности. Но всё равно… Так вы говорите, что у меня будет девочка?