Евгений Щепетнов - День непослушания. Будем жить!

Сегодня она решила начать по-другому. Сегодня она начнет с его скальпа. Красивые у него волосы – Мила растянет скальп на дощечке, высушит и будет гладить по волосам, вспоминая этого парня. Она не испортит ему лица! Красивый греческий нос, полные губы… красивый мальчик! И член у него красивый… крупный! Как у господина!

Милка вздохнула, взглянула на парня затуманенными желанием глазами и одним текучим, быстрым движением встала на ноги. Перешла, встала со стороны головы, снова опустилась на колени, схватила парня обеими руками за голову и медленно, сочно поцеловала его в губы. Парень выругался – грязно, матерно, но Мила не обиделась. Мало ли что говорит ее «холст»! Он просто не понимает, как ему повезло. Он будет красивым! Самым красивым из ее жертв! И она его не забудет!

Мила погладила парня по лбу, убирая упавшие на него русые кудри, легко провела пальцами по губам… Парень попытался уцепить ее зубами, клацнул челюстью, как голодный волк, но Мила была быстрее – отдернула руку и погрозила «холсту» пальчиком – не шали!

Затем вздохнула, взяла за прядь спереди и приставила нож к границе волос на лбу. Она оттягивала момент начала пыток, наслаждаясь предвкушением – ее это возбуждало. Так возбуждало, что после казни, для того чтобы разрядиться, ей нужен был долгий и жесткий секс, чтобы господин хлестал ее, чтобы она чувствовала себя маленькой похотливой сукой в его руках! Чтобы ей было больно и сладко… а потом – покой и умиротворение. И ради этого стоило жить! И убивать.

Нож опустился, лезвие вошло в кожу, рассекая ее так легко, будто она была тоненькой и совсем не прочной. Скрежетнул по черепу и медленно двинулся слева направо, от левой брови к правому уху, оставляя за собой красные потеки и капельки, сладко пахнущие свежим железом. Парень дико закричал, забился, но помощники Милы держали его крепко и только жадно смотрели на то, как нож обходит черепную коробку паренька.

Он вопил и вопил, так, что закладывало уши, и за его криком Мила не услышала, как заволновалась, закричала толпа. И только когда помощники вдруг отпустили жертву и руки-ноги парня стали свободны, она поняла, что происходит… странное. Оглянулась, ища глазами источник волнения, и тут же получила сокрушительный удар в скулу, от которого помутнело в глазах, а в челюсти что-то хрустнуло. Мила отлетела в сторону, нож выпал у нее из рук, и секунд десять она сидела на асфальте и не могла собрать мысли в плотный клубок. Нить мыслей ускользала, нельзя было сосредоточиться и понять, что это за крики и почему вокруг все бегают и вопят.

И только когда загремели выстрелы, она очнулась, встряхнулась, одним красивым, сильным прыжком вскочила на ноги и, слегка согнувшись, как пантера перед броском, осмотрелась по сторонам.

Первый ее взгляд был брошен туда, где только что лежала ее жертва. Парня уже не было – похоже, он сбежал. Ну и черт с ним, главное – господин!

Господин обнаружился возле грузовика, рядом с подвешенными на него будущими жертвами. Он держал в руках помповое ружье и беспрерывно стрелял куда-то вперед, куда именно – Мила узнала через секунду, проследив взглядом за тем, куда был направлен ствол помповика. Узнала, но почему-то не поняла, что же это такое было.

Вначале показалось, что среди толпы людей мелькают бабуины – такие обезьяны, которых Мила видела по телевизору до того, как случилось то, что случилось. Обезьяны, которых она видела по телевизору, обладали огромными, как у волков, клыками, были страшны и очень злы. Диктор рассказывал, что этих обезьян боятся и хищники – стая бабуинов может разорвать кого угодно, и, кстати, они даже жрут мясо.

И вот эти существа, что мелькали среди людей Ордена, они очень, очень были похожи на бабуинов! Только крупнее, и двигались с такой невероятной быстротой, что и поверить в это было нельзя, – обезьяны так не двигаются!

Мутанты. Конечно, это мутанты! Откуда они выскочили, сколько их было, – Мила не видела, а пересчитать не могла. Они смешались с толпой, и там теперь шел нешуточный бой – мелькали мачете, биты, ножи, слышались выстрелы из травматов и помповых ружей. Разобрать точно, сколько в толпе нападавших, было совершенно невозможно. Да и не нужно. Ее главная цель на этот момент – защитить своего господина! Жизни без него Мила просто не представляла!

Мила бросилась к Гладу, на ходу вынимая мачете из кожаного чехла. В этот момент ружье Глада щелкнуло и встало на задержку – магазин опустел. Глад бросил ружье, потянулся за висящим через плечо «тигром», но не успел – двое крупных широкоплечих мутантов бросились на него с такой прытью, что пока он достал бы карабин, пока снял бы его с предохранителя – ему уже открутили бы башку. И тогда Глад принял единственно верное решение – схватился за мачете.

И снова не успел. Когтистая рука мутанта рванулась вперед, целясь распороть горло добычи, и… отлетела в сторону, отрубленная сильным и точным ударом. А потом отлетела и голова нападавшего – Милка била мачете так, будто всю жизнь только и делала, как срубала головы «бабуинам».

Второй мутант напал уже на Милку – она встала перед Гладом, закрывая его, и, пока она расправлялась с первым нападавшим, успел полоснуть ее по животу, от левой груди и до самого пояса. Его острые, как бритвы, когти вспороли нежную человеческую плоть, лишенную защиты в виде шерсти либо панциря, и легко вскрыли брюшину, выпустив наружу колечки сизых кишок.

Милка охнула, но боли почти не ощутила. В то время как лапа мутанта вскрывала ее живот, ее рука с зажатым в нем мачете уже описывала полукруг, направляя клинок к голове врага. Он вошел точно в переносицу, с хрустом, с разбрызгиванием крови и глазной жидкости из налитых кровью глазных яблок. Милка била с такой силой, что верх черепной коробки просто слетел, срезанный, будто осколком крупнокалиберного снаряда. Мутант по инерции пролетел вперед и сбил Милу с ног – он был массивнее ее раза в два, а может, и больше, видимо, его прототипом явился взрослый крупный мужчина килограммов сто весом. На Милку он упал уже мертвым – с разрубленной черепной коробкой не повоюешь.

Мила стащила его с себя, села, поморщилась, прижав руки к животу. Кишки, вывалившиеся из живота, неприятно проскальзывали между пальцами и не желали влезать на место. Разорванный живот жгло, как раскаленным железом, дергало, будто кто-то ритмично касался его накаленным на огне гвоздем, а сквозь пальцы обильно сочилась кровь, унося сознание и саму Милкину жизнь.

Она попыталась встать, опираясь на мачете, рука на рукояти скользнула, и Мила едва не отсекла себе пальцы, в последний момент успев разжать их и спасти от ампутации. Тогда она стала подниматься, упираясь уже ладонями в асфальт, и остановилась только тогда, когда услышала рядом рев и мат Глада: