Сергей Антонов - Харам Бурум [litres]

Карлику удалось посеять в рядах противника панику. Не меньше пяти псов корчились в предсмертной агонии, остальные беспорядочно метались вокруг них.

Вездеход увидел более-менее приличное укрытие – большой огрызок какой-то бетонной конструкции. Он укрылся за ним и попытался поймать на мушку вожака. Покончив с ним, он окончательно деморализует стаю.

Главный оказался совсем рядом – он собирался атаковать. Носов нажал на курок, но ничего произошло. В пылу боя Вездеход израсходовал все патроны. Он вытаскивал из рюкзака новый рожок, когда вожак в стремительном прыжке сбил его с ног.

Карлик выпустил ставший бесполезным автоматом и обеими руками вцепился псу в горло. Он пытался оттолкнуть мутанта и не позволить ему добраться до своей шеи. Красные от крови и мокрые от слюны клыки пса клацали в нескольких сантиметрах от лица Вездехода, а горячее и зловонное дыхание обжигало кожу, и он чувствовал, что теряет силы и очень скоро не сможет сопротивляться.

Он вскрикнул, когда зубы пса впились в его раненую ладонь, и ответом на этот крик стала автоматная очередь. Вожак, жалобно взвизгнув, оставил карлика в покое. Новая очередь разнесла псу голову, забрызгав Вездехода кашей из смеси костей черепа и мозга.

Носов поднял автомат, вставил рожок и ползком перебрался к другой стороне бетонной глыбы. Он увидел людей, двигающихся от вестибюля станции. Пять человек методично поливали свинцом разбегающихся в разные стороны псов.

Спасители? Нет. Они пришли за ним, чтобы вернуть в Берилаг. За собак, конечно, спасибо, но в остальном… Они его не получат!

Карлик передвинул флажок «калаша» в положение стрельбы одиночными выстрелами, прицелился в одного из «спасителей». Бах!

Человек выронил автомат. Покачнулся и уткнулся носом в землю. Несколько пуль выбили серый фонтан бетонных брызг у самой головы Вездехода.

– Не стрелять! Брать его живым!

Ага. Ничего другого Носов и не ожидал. Прежде чем люди в комбинезонах успели рассредоточиться и залечь, карлику удалось подстрелить еще одного из них.

Теперь необходимость в прицельной стрельбе отпала. Вездеход бил очередями, а берилаговцы пытались подобраться к нему ближе.

– Сдавайся, придурок! – крикнул кто-то.

– Хрен тебе на воротник, чтоб шея не потела, – пробурчал Вездеход себе под нос, выпуская последнюю очередь. – Русские не сдаются…

Он отложил автомат, достал из рюкзака трубку и зарядил в нее иглу. Привалившись спиной к бетонной глыбе, стал ждать. Противники, похоже, сообразили, что карлик расстрелял все патроны, послышались приближающиеся с нескольких сторон шаги. Носов не двигался. Как только первый из берилаговцев появился в поле зрения, Вездеход плюнул в него отравленной иглой, целясь в незащищенное место между воротником комбинезона и резиной противогаза. Он не успел насладиться эффектом своего выстрела – кто-то успел взобраться на бетонную глыбу сверху. Удар приклада в голову вырубил карлика.

Кабинет ЧК был ярко освещен. Здесь установили дополнительные лампы и большой стол, на котором сейчас лежал подававший большие надежды племянник товарища Субботина. Глаза его были закрыты, а веки чуть заметно подрагивали.

Чеслав в белом халате с закатанными до локтей рукавами, хмурясь, вытер руки полотенцем.

– Ну? – поинтересовался Берзин, сидевший в кресле коменданта. – Хоть какая-то надежда есть?

– Никакой, – мотнул головой Корбут. – Он в коме. И умирает!

– Ты же врач, Чеслав! Сделай что-нибудь! Я лично отвечаю за товарища Блюмкина!

ЧК демонстративно, показывая, что Блюмкину уже все равно, закурил.

– Я хирург. А здесь – отравление сильнодействующим ядом! Он попал в кровь через одну из этих игл. – Корбут ткнул пальцем в принадлежавшие Вездеходу иглы и трубку, которые лежали у ног Блюмкина. – Что прикажешь отрезать этому парню, чтобы нейтрализовать действия яда, происхождение которого мне, к тому же, неизвестно? Хочешь ты, Яша, этого или нет, но через несколько минут все будет кончено!

– Та-а-ак! – Берзин встал, привычным движением одернул гимнастерку. – Мы попали, товарищ Корбут. Обосрались так, что отмыться вряд ли сможем. Ты выпустил карлика, а я, старый дурак, позволил выйти на поверхность самому Игорю Блюмкину.

– Кто ж знал, что так будет? – вздохнул ЧК.

– Кто знал?! Твою мать, Чеслав, если ты уже не в состоянии живого от мертвеца, то…

– У Вездехода не было пульса. Клиническая смерть. Я не мог предвидеть…

– Надо было предвидеть! – Яков грохнул кулаком по столу и выпучил глаза. – Смотри-ка, он шевелится…

ЧК коснулся пальцами шеи Блюмкина.

– Тебе показалось. Если будешь так молотить по столу, он не только сдвинется с места, но и может упасть на пол. А вообще-то товарищ Блюмкин умер…

– Хорошо. Плохо то есть. – Берзин нервно кусал губы. – А как поживает наш герой?

– Вездеход? Что ему сделается? Скоро очухается. Перевязан и закован в кандалы.

– Черт, о черт! – Яков вскинул руки к потолку. – Он положил четверых лучших диверсантов «Дзержинской», а сам, видишь ли, скоро очухается. Знаешь, Чеслав, если я кому и завидую меньше, чем нам с тобой, так это карлику. Субботин прикажет его четвертовать.

– Вот тебе и отличный способ переключить гнев товарища Субботина с нас на Вездехода. Ведь, по сути дела, он один во всем и виноват.

– Хоть одна стоящая идея. – Берзин задумчиво потер подбородок. – Значит, так. Я еду на «Дзержинскую» первым, докладываю Субботину о героической гибели племянника, а ты с телом товарища Блюмкина и виновником его смерти приедешь вслед за мной. Выразим Субботину свои соболезнования, ну и… Поможем придумать достойное наказание Вездеходу. Авось, прокатит.

– У тебя бы да и не прокатило, старый лис.

Через два часа Яков вновь стоял у знакомого кабинета, ожидая аудиенции.

Охрана пропустила Берзина не сразу.

– Товарищ Субботин просит вас подождать, – сообщил охранник. – У него важная встреча.

Берзин стал прохаживаться по коридору, искоса наблюдая за дверью кабинета. Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем дверь распахнулась. Мимо Берзина прошел высокий человек в черной одежде с мечом странной формы, рукоятка которого высовывалась у него из-за плеча. Яков проводил незнакомца взглядом, с удивлением понимая, что никогда не встречал его среди партийных руководителей. А парень, судя по всему, принадлежал к их числу. Иначе к Субботину его не подпустили бы и за версту.

– Можете войти, товарищ Берзин.

На этот раз партийный бонза чувствовал себя лучше и находился в прекрасном расположении духа. Он сидел за письменным столом, держа в действующей руке стакан чая в серебряном подстаканнике. Субботин кивнул на стул.