Сергей Антонов - Харам Бурум [litres]

– Садитесь, Берзин. Отличные новости! Просто чудесные. Наши основные конкуренты и идеологические противники вот-вот перегрызутся между собой. Ганза, фашисты и конфедераты одновременно навалятся на сатанистов с «Тимирязевской», примутся делить ресурсы. Тут-то мы и ударим! Да. Ударим. Давно пора показать им всем кузькину мать. А что у вас? Я сейчас говорил с товарищем Москвиным. Генеральный секретарь утвердил назначения Блюмкина на должность. Надеюсь, вы уже нашли общий язык с новым руководителем? Ваш опыт, товарищ Берзин, будет очень полезен моему племяннику. Вы, я уверен, станете правой рукой Игоря. Наверное, есть новости о засаде на этой станции… Как ее…

– «Полежаевской».

– Да. Удалось схватить Вездехода?

– Так точно, товарищ Субботин. В эти минуты его уже доставляют сюда в кандалах.

– Карлик. В кандалах. Видать, он и вправду опасен, если его надо заковывать. Любопытно будет взглянуть на этого маленького мутанта. – Субботин отхлебнул чая. – Что за похоронное выражение лица, товарищ Берзин? Все идет по плану. Задание выполнено. Выше нос!

– У меня плохая новость. – Яков вздохнул. – Очень плохая, товарищ Субботин. Ваш племянник…

– Что-о-о?! Что с моим племянником?!

– Товарищ Блюмкин пал смертью храбрых…

Берзин был готов к любым неожиданностям, поэтому легко уклонился от пущенного ему в голову стакана, который ударился о дверь и разлетелся на осколки. На полу растеклась лужа чая. Субботин встал. Пальцы его впились в край стола, лицо приобрело оттенок серого камня, губы посинели, а глаза вылезли из орбит.

Берзину показалось, что страшное известие помогло Субботину излечиться от паралича, но уже в следующую минуту тот рухнул в кресло и принялся растирать себе грудь в районе сердца.

– Как? – глухо простонал партийный бонза, моментально превратившийся в несчастного старика. – Как это случилось?

– Его убил Вездеход. Товарищ Блюмкин сам вызвался участвовать в задержании преступника.

– А ты? Ты куда смотрел? Молодой дурачок попер на рожон, но ты, Яков! – На глазах Субботина появились слезы. – Я знаю тебя тысячу лет! Стреляный воробей! Как же так? Как же так…

– Готов понести наказание.

– Заткнись! – Субботин вытер мокрые щеки. – Сейчас же всех ко мне! И этого Вездехода, и обоих Корбутов! Я им устрою очную ставку! Я… Да я собственными руками разорву недомерка на куски! Сын, племянник… Что я скажу матери Игоря? О-о-о-о, за что мне такое наказание!

Берзин вышел на платформу, чтобы оставить Субботина наедине с его горем и встретить Чеслава с Вездеходом. Похоже, гроза миновала. По крайней мере для него.

Чтобы не терять времени, Яков направился в лабораторию профессора Корбута.

Там царила бурная деятельность. Группа ученых под руководством Михаила Андреевича монтировала какую-то хитрую установку. Единственное, что понял Берзин из увиденного, было то, что в центре опутанного проводами и шлангами аппарата должен был помещаться человек. Представив себя в этой установке Корбута, Яков почувствовал, как по позвоночнику пробежала стая ледяных мурашек. Чтобы там не монтировали все эти гении, от этого следовало держаться подальше.

Профессор заметил Якова. Неприязненно взглянул на гостя.

– О, моя установка, вижу, заинтересовала нашу разведку! Что скажете?

– Скажу, что в данный момент не до нее. Вас и Чеслава ждет Субботин.

– Чем обязан такой честью? Не собирается ли он упечь меня с сыном в «Детский мир»?

– На вашем месте не стал бы ерничать, профессор. Так вышло, что вы и Чеслав…

После того как Берзин рассказал Корбуту про обстоятельства гибели Блюмкина, тому стало не до шуток. Михаил Андреевич прекрасно понимал, что имеет самое прямое отношение к гибели ближайших родственников одного из самых могущественных руководителей Красной Линии.

– И чего он хочет от меня?

– Пока не знаю, но… Нам пора. Чеслав должен прибыть через несколько минут.

Напряжение в кабинете Субботина было таким, что казалось – вот-вот от присутствующих начнут отскакивать электрические разряды. Друг генсека исподлобья смотрел на Вездехода – опутанного цепями маленького человека. Берзин и оба Корбута, стоявшие позади Носова, старались перещеголять друг друга в том, чтобы ничем не выдать свою нервозность.

– Где мой племянник? – наконец спросил Субботин.

– Тело готовят к гражданской панихиде, – доложил ЧК.

Субботин смерил Вездехода полным ненависти взглядом.

– Вижу, тебя перевязали. Правильно. Ты, сучонок, понадобишься мне живым и здоровым. Дольше будешь подыхать. Не хочешь напоследок облегчить душу и рассказать о том, какие интриги плел против нашей партии и зачем понадобился нашему дорогому профессору Корбуту?

– У него и узнай, – буркнул карлик. – Лично мне все вы без надобности, просто хотел выручить брата, которого вы зачем-то упекли в Берилаг.

– А вы, Михаил Андреевич, что скажете?

– Признаться, у меня были кое-какие виды на этого недомерка. Собирался через него вербовать людей для своих опытов, но теперь… Я с удовольствием поэкспериментировал бы над ним самим.

– Вам представится такая возможность, – кивнул Субботин. – Впрысните ему какое-нибудь из своих зелий. Такое, чтоб крыша поехала. Хочу, чтоб он умирал очень медленно и в гордом одиночестве. В каком-нибудь из заброшенных туннелей. Урод, кажется, родом с «Полежаевской»? Пусть сдохнет, где появился на свет. Там его и законопатить.

– Все будет сделано, товарищ Субботин. – заявил Корбут. – Я очень постараюсь. Уверен, что он не будет там одинок: безумие рано или поздно составит ему хорошую компанию.

– Итак, замуровать. Именем Коммунистической Партии Московского Метрополитена! Все. Больше не хочу никого видеть. Свободны!

Карлика выводил из кабинета Чеслав, который не мог отказать себе в удовольствии схватить Носова за цепь на шее и дернуть так, что приговоренный с трудом удержался на ногах. В этот момент Николай увидел лицо Субботина. Тот улыбался. Левой половиной губ, которая не была парализована.

В центре платформы успели установить дощатый постамент и теперь укрывали его черной тканью. Почему-то занимались этим уже знакомые ЧК люди в форме красноармейцев, а руководил подготовкой к панихиде Никита в своей любимой форме офицера НКВД. По всей видимости, организацию прощания с Блюмкиным возложили на тех, кто шлялся по «Дзержинской» без дела.

– «Полежаевская», легко сказать – «Полежаевская»! А почему не Изумрудный город?! – ворчал Берзин. – Я что – волшебник? Как туда доставить Вездехода? Субботин думает, что фашисты на «Пушкинской» встретят нас с распростертыми объятиями или на «Улице 1905 года» до поросячьего визга рады коммунистам? К тому же придется пробираться через заваленные туннели.