Мария Галина - Избранные произведения в одном томе

— Может, помощь какая нужна? — крикнул я.

— Нет, — приглушенно отозвался Шевчук, — не надо. Ты это… иди, ладно? А что до террористов всяких — ты их в другом месте ищи.

Я вздохнул и направился к двери.

— Захлопни ее, и дело с концом, — сказал Шевчук за моей спиной.

…По крайней мере, Себастиан может успокоиться, подумал я, — почему-то я поверил Шевчуку. Чем бы он там ни занимался, никакого отношения к взрыву в Пассаже это не имело. Я брел по горбатому Андреевскому спуску, где, несмотря на мелкий дождь, было довольно много прохожих — лица чуть более возбужденные, чем обычно, голоса чуть более громкие — словно вчерашние события открыли какие-то скрытые клапаны. Последний раз крупные беспорядки на Подоле случились лет пятнадцать назад — я тогда был еще подростком, а телевизоров не было вовсе. Только три канала радиовещания и слухи… самые разнообразные, страшные слухи… Слухов-то и сейчас хватает, подумалось мне.

Ляшенко, по официальной версии, готовил серию таких взрывов — чтобы дестабилизировать обстановку… спровоцировать прогнивший режим на непопулярные меры… и под шумок прибрать власть к рукам, разумеется. Но Ляшенко арестован. Организация разгромлена — у них с самого начала не было никаких шансов.

Резкая трель милицейского свистка резанула мне уши, и я машинально обернулся, ища Себастиана…

Это, разумеется, чистое наваждение — просто что-то там творилось, у пропускного пункта. Здесь толпа была еще гуще, у кордона скопилось достаточно возбужденных людей; кого-то — из тех, кто возвращался на Подол с ночной смены в Верхнем Городе или просто шел к родственникам, — не пускали внутрь, кого-то, напротив, не выпускали… Люди в униформе прочесывали толпу, их толкали, мешали продвигаться… О господи, сообразил я, да они кого-то ищут!

Она буквально врезалась в меня — иначе бы я ее не узнал: сейчас она походила на любую жительницу окраин — белый платок надвинут на лоб, молодое тело скрыто бесформенной кофтой. Кофта была темная — я скорее почувствовал, чем увидел, что на плече у нее расплывается горячее пятно.

Ее пальцы вцепились мне в локоть, белое лицо — белее платка — оказалось совсем рядом.

Через руку у нее была перекинута грубая шерстяная кофта — что-то уперлось мне в бок, металлическое, холодное.

— Идите рядом, — выдохнула она.

— Хорошо. — Я понимал, что она на грани, и старался говорить как можно ровнее. — Уберите пушку. Я вас не выдам.

Она поколебалась секунду, но ощущение холодного ствола под ребрами исчезло. Лишь теперь я понял, что она цеплялась за меня из последних сил — по той тяжести, с которой она навалилась мне на плечо.

Мы неторопливо двинулись вниз, по склону — обычная супружеская пара, застигнутая врасплох непонятными событиями этого недоступного пониманию мира.

Тропинка круто сворачивала к докам, растрепанные плакучие вербы заслоняли нас от пристальных взглядов патрульных.

Она начала вырываться — очень слабо, видимо, из последних сил. Я придержал ее за локоть.

— Спокойнее…

— Это дорога в доки. — Она отчаянно мотнула головой, так, что уголки платка взметнулись, точно белые крылья. — Мне туда нельзя. Патрули…

За спиной раздался пронзительный свист. Она вновь отчаянно рванулась, пытаясь освободиться.

— Спокойнее, — повторил я, — я тут рос. Здесь где-то должен быть старый водосток… если его не замуровали…

Кирпичный зев водостока зарос бурьяном так, что я его чуть не пропустил. На полу скопилась грязная застоявшаяся вода.

— Сюда, — сказал я.

— Шевчук, — пробормотала она, почти отстраненно, — мне нужен Шевчук. Я видела — вы от него выходили.

— Вам нужен врач, — согласился я.

— Шевчук… он не выдаст…

— Я приведу Шевчука. Попробую.

Водосток резко забирал вверх, еще двести метров — и разлом, из которого бил мутный дневной свет. Мы когда-то играли здесь в защитников Новоградской крепости — последнего вольного города, человеческого города, осмелившегося противостоять Объединенной Империи. Была такая легенда, что их не истребили совсем, а они ушли в подполье, в катакомбы, и выйдут, когда в них появится нужда.

Я осторожно высунулся в разлом — поблизости было пусто. Худая черная кошка шарахнулась в сторону. Помог выбраться своей спутнице — она еле шла, слепо цепляясь мне за руку… Какое-то время мы шли, пригнувшись, прячась за давно нестриженными куртинами, потом пересекли сквер, и я вновь оказался в начале своего пути. Расписанная причудливыми узорами стенка, карниз… Еще полчаса назад Бучко был дома.

Я позвонил в колокольчик.

— Хорошенькое дело, — грустно сказал Бучко.

Дверь в кладовку была открыта, на полу валялись окровавленные тряпки.

Ей не поможет никакой Шевчук. Она потеряла слишком много крови.

— Скорее, — пробормотала она сквозь зубы.

— Сейчас. — Я подставил окровавленные ладони под хлипкую струйку из рукомойника. Рану я ей перетянул, вот, собственно, и все, что я мог сделать. Шевчук вряд ли сделает больше.

Бучко печально покачал головой.

— Она ж убийца, Лесь. Что ты с ней возишься?

— Потому что я хочу знать, что происходит на самом деле. А разве ты не хочешь?

— Еще чего, — отрезал Бучко.

Я выглянул в окно. Переулок был пуст — должно быть, все столпились около кордона. Женщина сидела — скорее, лежала, — на полу у стены. Я подсунул ей под голову свернутую куртку. Движение худых смуглых пальцев было слабым, почти незаметным, но я понял и наклонился над ней.

— Аскольд… — сказала она, еле слышно.

— Что — Аскольд?

— Это он… Роману побег… если я…

— Что это она несет? — удивился Бучко.

— Похоже, она из группы Ляшенко. Видно, ей сказали, что Роману устроят побег, если акция удастся.

— Роман сам должен был… — Глаза у нее заволокло мутью, и они до странности напоминали глаза Себастиана. — Все уже было… Но он остановил операцию… в последнюю минуту… тогда они пришли, и…

Я еле удержался, чтобы не встряхнуть ее.

— Дальше…

— Взяли группу… Только мне удалось бежать… Так я думала…

— Он дал вам уйти?

— Получается, так, — подтвердила она. — А потом нашел меня… Я сделала все, как он сказал. Все. А он…

— Расправился с вами.

— Попытался. — Она на миг вздернула голову, в глазах блеснул огонь. — С тем его человеком я сама расправилась.

Огонь погас, она откинулась к стене и недоуменно произнесла:

— Он же был на нашей стороне.

А Шевчук-то прав, подумал я, он-то сразу понял. Ненависть делает человека зорким.

Бучко растерянно поглядел на меня.

— Что-то я не просек…

— Все очень просто, Игорь, — пояснил я. — Аскольд исподволь готовил себе рычаги для захвата власти. Это он прикармливал группу Ляшенко. На какой-то момент их интересы совпали. Ляшенко, должно быть, готовил серию таких терактов.