Борис Батыршин - Механический мир. Дилогия

Это с какой стати — «оставляем»? — возмутился Кривошеин. — Здания все заминированы, камня на камне не останется! Я прикидывал, как бы устроить взрыв, когда они сюда сунутся — как тогда, в Париже. Жаль, времени нет, а то хороший урок был бы мерзавцам!

— А заодно, расплатились бы за «Витязь»! — поддержал его мичман. — Хотя им и так досталось — «Албемарл», сильно избит снарядами, нет одной трубы, корма вся разворочена. Наши дорого продали свои жизни!

— Рано вы их хороните, мичман! В конце концов, ваши наблюдатели не видели, как «Витязь» потонул?

— Нет, господин Ильинский, но…

— Никаких «но»! — для пущей убедительности Николай рубанул воздух ребром ладони. — Вы говорили, «Албемарл» потерял ход из-за сбитой трубы, так?

— Так, но «Витязю» сбили мачту, и…

— Никаких «но», я сказал! Мало ли, что неизвестно? Пока не выясним наверняка, что «Витязь» потоплен, они для нас живы, и никак иначе! А вы, юноша, чем панихиду разводить, отправляйтесь-ка на ту сторону. Здесь вам делать нечего. Курбатов, помоги господину офицеру! Цэрэн уже там — скажите, пусть сделает примочку из питательной смеси для шагохода. Помнится, О'Фланниган рассказывал, что ему помогло…..

Казак, опасливо косясь на апертуру, подставил Москвину плечо. Мелко перекрестился, выругался шёпотом и, поддерживая мичмана, шагнул в лиловый омут. Треск разрядов, растекающееся по плёнке кольцо огня — всё!

Следом по двое, по трое исчезали в апертуре матросы-подрывники. Последним, поминая Николая-угодника и крестясь на бегу, нырнул в Пятое Измерение артиллерийский кондуктор. Юбер, отправивший вслед за ним негров-кочегаров, подошёл к Николаю и Кривошеину, извлёк из кармана платок, поплевал на него и принялся оттирать лицо от угольной копоти.

— Николаша, золотое яичко не забыл? — Кривошеин ткнул пальцем в настроечную панель апертьёра. — А то когда ещё курочка-Ряба снесёт новое…

— Не забыл, не волнуйся — не дурнее иных-прочих. Как ввели настройки, велел Юберу извлечь его из апертьёра и припрятать в шагоходе, вместе с ларцом. Так оно вернее будет.

— Тогда всё. Не будем искушать судьбу, господа — не дай бог, эти, с «Албемарла», окажутся шустрее, чем мы рассчитываем. Алексей Дементьич, поджигайте шнур и ходу!

Кривошеин извлёк из кармана коробок спичек. Резко запахло серой, раздался треск и по шнуру, рассыпая искорки, побежал весёлый огонёк.

— Ну, я пошёл. И примите совет: ныряйте, как в холодную воду, лучше всего, с разбегу. Видели, как матросики делали? Я-то сам в этих тонкостях не силён, но Саразен говорил: если прикоснулся к апертуре, то назад дороги нет, только вперёд, иначе разорвёт в клочки…

Он прощально махнул друзьям рукой и скрылся в лиловой плёнке. Николай обернулся к Юберу.

— Теперь вы!

— Погодите, мсье Николя… — канадец суетливо озирался по сторонам. — Куда же я его дел?..

— Что, чёрт побери, дел? — Николай не отрывал глаз от весело искрящего шнура.

— Мой «Гарднер», что же ещё! И подсумок с патронными трубками… Сунул куда-то, чтобы не мешал шуровать в топке — и вот, забыл… А, вон они!

Николай взглянул туда, куда показывал канадец. Карабин и восьмигранный кожаный пенал с трубчатыми магазинами висели на одном из вентилей, в изобилии усеивавших паропроводы.

— Так хватайте и за мной, скорее! — Николай, не скрывая нервозности, посмотрел на часы. Секундная стрелка заканчивала второй круг. — Ещё минута, и всё тут разлетится к чертям собачьим!

Канадец, оскальзываясь на цементном полу, кинулся к паровику. Николай повернулся к апертуре. Он впервые видел её так близко. Лиловая плёнка сухо потрескивала разрядами, по ней словно от камня, брошенного в воду, разбегались кольца световых волн.

Николай протянул руку. Кисть погрузилась в световой омут, словно в воду за бортом лодки. Он видел контур руки за призрачной плоскостью, пока тот не пошёл контурами, истаял, исчез. Николая пронзила неожиданная мысль: он здесь, на острове Ноубл, на Земле, а его рука — неизвестно где, возможно, за миллионы и миллионы вёрст, под чужими звёздами…

Если бы не предупреждение Кривошеина, он не удержался бы и отдёрнул руку. А теперь… сколько секунд он уже стоит вот так, с кистью, погружённой в лиловый омут? А часы тикают, отмеряя время до взрыва, бежит весёлая искорка по огнепроводному шнуру… А на той стороне из плёнки, наверное, торчит его рука. То-то Кривошеину смех… А как отсмеётся — выдернет его за руку из апертуры, как нашкодившего котёнка из сапога.

Николай чуть не застонал от унижения, представив себе эту картину. Помотал головой, отгоняя видение, набрал полную грудь воздуха, крепко, как только смог, зажмурился и шагнул в неизвестность.

Если бы Николай увидел, что сделал Юбер Бондиль, оставшись в одиночестве, то изрядно бы удивился. Канадец проводил начальника экспедиции взглядом, пока тот не растаял в пелене апертуры, извлёк из кармана складной нож и перерезал огнепроводный шнур. Пинком отшвырнул подальше от заминированной установки, тлеющий обрезок, дождался, пока тот догорит до конца и старательно затоптал искры. После чего — дёрнул вниз рубильники на распределительном щите. Разряды на катушках погасли, апертура стянулась в ослепительную точку, повисела на несколько мгновений между мачтами «ворот» и пропала с электрическим треском, от которого у Юбера зашевелились волосы на голове и по коже пробежали невидимые мураши.

В дверном проёме, скупо пропускающем в ангар дневной свет, возникла фигура с карабином на плече. Пришелец держал оружие небрежно, за ствол, явно не ожидая подвоха.

Юбер приветственно помахал рукой.

— Ты вовремя, Майки! У нас работы непочатый край — надо вынуть начинку из этой рухляди, а потом рассовать динамит так, чтобы после взрыва никто не догадался, что в ней уже успели покопаться.

О'Фланниган обошёл апертьёр. Хрустальные, золотые и зеркальные поверхности, чьё движение наполняло устройство жизнью, замерли в неподвижности. Казалось, из машины вынули её механическую душу.

— Думаешь, справимся? — в голосе ирландца звучало сомнение. — Вон сколько всего тут наворочено — тут нужен часовщик, а я всего лишь паровозных механик…

Теперь, когда сияние в недрах апертьёра погасло, он превратился в бессмысленное с виду нагромождение зубчатых колёс, маховиков и стержней, соединённых наугад, без кого-либо внятного плана.

— Раз механик — справишься. Хватай там, в углу, кувалду, и не бойся что-нибудь разбить или погнуть, «хрустальные стержни» можно расколоть разве что, динамитом. Недаром русский инженер запихнул туда дюжину шашек — чтобы уж наверняка…

Через четверть часа апертьёр, удивительное творение инженерной мысли, превратился в беспорядочную груду искорёженных деталей. Но даже в таком виде он сохранил тень былой красоты — так раздавленный сапогом бутон розы хранит в себе отпечаток того мгновения, когда она была сорвана со стебля во всём великолепии, сияющая капельками росы на лепестках.