Сергей Барк - Бог [СИ]

Сердце, как ненормальное, грохочет в груди, ушах…

Спускаюсь в небольшую округлую вмятину. Ноги вибрируют. Против собственной воли облокачиваюсь о неровную стену, пытаюсь дышать.

Немного.

Только пару глотков воздуха, и я догоню Гала…

Просто… задыхаюсь… просто.

— Не двигайся, — раздается прямо передо мной, и я раскрываю глаза. Даже не помню, когда опустил тяжелые веки, как позволил себе опасную блажь, как расслабился, поддался сосущему желанию, тянувшему тело.

Что сказал Гал? Кажется, попросил не шевелиться…

Голова чуть клонится вперед, постыдная необходимость сползти вниз становится все настойчивее…

У самого уха… шелест… скольжение… шипение… этот шорох мне будто бы знаком…

Замираю.

Дышу… должно быть все еще дышу, когда тяжелая вьющаяся туша спадает, скатывается на мое плечо. Чувствую плавное скользящее движение за воротом, по шее. Влажно, прохладно, приятно… боже…

Сознание глухо раскрывается пониманием и тут же сокращается обратно, оставляя одно единственное слово.

«Змея».

Не шевелюсь, не могу дышать, но и рот захлопнуть не получается. Озноб окатывает безвольное тело, и тонкая гладящая полоска касается щеки. Язык щекочет заледеневшее тело, волосы дыбом.

Я ничего не могу поделать. Парализовало. Я должен, обязан что-то предпринять, но тело как назло не мое. Не могу шевельнуться, даже если захочу.

Первые лучи рассветного солнца прошивают пространство слева. Передо мной стоит Гал. Теперь я вижу его. Часть его лица. Он смотрит в мои глаза спокойно, гипнотизирующе.

— Просто не шевелись.

Если б я мог…

Картина плывет сильнее, искажается…

Стекло его взгляда просвечивает насквозь, оставляя отчетливый круг радужки. Цвет расплывается. Его зрачок узкий и длинный, лучи на коже стирают бронзу, плавясь белизной.

Я готов упасть, но его немигающий взгляд держит меня прямо.

Шипение плывет параллельно сознанию, тяжесть равномерно делится на плечах, не переставая текучий ход. Меееееееедленно…

Узкий зрачок смотрит сквозь меня, мимо, в пустоту. Образ трещит по швам, рвясь на миллионы пепельных ошметков, взрываясь темным облаком, разлетаясь ураганом хаоса и собираясь в тень.

Словно погруженный в песок, прикрываю глаза, чтобы открыть вновь. Чтобы стереть больной мираж…

Я больше не могу стоять…

Тяжесть скатывается по груди с плеч, бьется о носок, исчезает.

Он подходит ближе.

Снова могу видеть.

Гал.

Чужая кожа на чужой руке.

— Тебя укусил скорпион, — утверждение касается ушных раковин.

Пытаюсь кивнуть.

Темнота…

Давящая тошнота подкатывает к горлу, не давая сделать до умопомрачения нужный вдох. Мышцы сводит огненным металлом, заставляя тело корчиться, а грудную клетку продавливать легкие еще глубже внутрь. Я, кажется, ощущаю вздувшиеся от напряжения вены. Скулю.

Меня тянут. Настойчиво переворачивают на спину. Позвоночник бьется о твердый прохладный камень, свозя кожу и заставляя корчиться.

Сухих полосок высохших губ касается металл, пытаясь протиснуться в рот и ударяясь о зубы. Хочу выплюнуть, но нажим на затылок не ослабевает, и если я не хочу, чтобы зубы нахер выбили, раскрываю рот.

Уже через мгновенье по языку скользит живительная влага. Делаю глоток, плотнее жмусь к горлышку фляги, хочу, чтобы воды было больше, готов захлебнуться.

— Не спеши, — мягкий шёпот скользит о стены, немедленно возвращаясь обратно. Здесь тесно, прохладно и влажно. Легкая дрожь вьется вдоль сухой раскаленной кожи.

Темно.

— Локи? — зову в темноту. В голове шумит, плохо соображаю.

Если сейчас он ответит мне, я не удивлюсь, даже не задумаюсь. Я один здесь, и в то же время нет…

— Локи? — пусть он ответит. Я хочу этого больше всего на свете. Желание охватывает каждую долбанную клетку, каждый воспаленный участок, каждый кусок замирающего от убийственного ожидания мяса.

В голове бьется заглушка. Я не понимаю, что не так… и мне абсолютно все равно. До ломоты костей, до крови из носа, до разорванных легких, отрубленных конечностей и всех остальных ужасов, которые я когда-либо видел в своей жизни, я жажду видеть его… или слышать… мечтаю почувствовать его ледяные пальцы на своих плечах. Хочу замерзнуть в холоде его объятий.

— Локи?

Тишина. Эта блядская, долбанная, ненавистная тишина. Я не-пе-ре-но-шу-её!!!

Ресницы намокли, не издаю ни звука. Больше не могу, нужно вдохнуть или я умру, просто исчезну, испарюсь. Пусть будет так.

… Но разжимаю челюсти, хватаю ненужный, необязательный глоток кислорода, что врывается в горло, проталкивается в глотку, оставляет жить. Не хочу. Зачем?

Тяжесть капель срывается с лица и скользит в темноте. Мне нихера не стыдно! Ведь ему наплевать!

Трясусь в глухой истерике. Сжимаю зубы.

Сууууука!!!

Твердые пальцы перехватывают под ребра, обручем опоясывают плечи, тянут на себя. Утыкаюсь во что-то. Мягкое. Теплое…

Вжимаюсь лицом. Реву навзрыд. Тепло…

Мне так одиноко. Никогда еще ревущее одиночество не накидывалось так остро, остервенело, отрывая ленты от потрепанной души. Я наглухо заколачивал его внутри, не думал и не размышлял. Моя жизнь была точно такая же, как и у всех, к чему нытье и страх? Живи, терпи…

Чья-то теплая рука гладит спину. Движение неторопливо и осторожно. Успокаивает, прячет от тоски, едва унимает тянущие отчаянием жилы, и все же… легче. Самую малость, совсем слегка. Но легче.

Страшно… страшно остаться одному. Впиваюсь руками в ткань, натягиваю до предела и замираю. Сейчас оттолкнут, и я снова останусь с собой наедине. Плечи дрожат, жмурюсь так, что сводят мышцы лица.

Ладонь на спине замирает.

Вздох. Немного теплого воздуха касается затылка.

И мне не так холодно там… внутри.

Еще…

Меня слышно?

Рука снова проходит по спине, очерчивая выступ острого позвоночника, падая в углубление и проводя с едва заметным нажимом вдоль.

Судорожно дышу, боюсь спугнуть хлипкое ощущение близости. Оно мне так знакомо, оно так желанно. Совсем чуть-чуть, и я почувствую то самое… когда он был рядом… когда он был так рядом…

Хрипло выдыхаю.

Почти верю.

Как тогда.

— Локи.

Незнакомое тело напрягается, и рука снова замирает. Меня быстро откидывает на спину. Удариться я не успеваю, сильные руки надежно удерживают меня под спину, топят затылок в глубокой ладони.

Не понимаю.

Резкий рывок за пояс штанов, еще один. Молния издает слабый протест…

Сознание будто разбивает толщу льда, снова слышу… и понимаю.

Требовательные руки распоряжаются моим телом. Я без рубашки, и с меня играючи стаскивают штаны. Тяжелая ткань летит в сторону и опадает бесполезным мешком. В абсолютной темноте звенит мой страх.