Николай Инодин - В тени сгоревшего кипариса [litres]

Будят его испуганные крики моряков. Повернув голову, Жуков видит, как греки разворачивают пулемет на левый борт, потом на правый, дают несколько очередей, потом по доскам хлещут пули, и над баркасом с ревом проносится самолет. На палубе валяется расчет пулемета – один из греков еще что-то мычит, второй не подает признаков жизни. Из-за собачьей будки тоже слышны стоны и крики раненых. Баркас пытается поворачивать, но там, над морем, самолет с крестами стал в вираж, собирается делать второй заход. Ерофей вываливает непослушное тело с носилок и ползет к такому далекому пулемету. Гладкая палуба скользит под ладонями, но сила в руках еще осталась. Жуков добирается до тумбы, цепляется за нее и одной силой воли подтягивает себя к рукоятям пулемета. Он не думает о непослушных ногах – у него есть цель. Эта цель, распластав крылья над морем, несется к нему, сверкая плексигласом кабины. Они открывают огонь одновременно – пулемет в руках танкиста дрожит, выплевывая очередь навстречу сдвоенным вспышкам, что мелькают над капотом приближающегося истребителя. Время для Ерофея будто растягивается, вписанный в проволочные круги прицела «мессер» медленно приближается, увеличиваясь в размерах, от него что-то отлетает, потом правую ногу будто обливают кипятком, и рукоятки пулемета выскальзывают из пальцев, Жуков падает на залитые кровью доски. За самолетом в воздухе остается белесый прозрачный след, он больше не собирается атаковать – набирает высоту и уходит к горизонту. Когда к Жукову наконец прибегает сопровождающая раненых греческая медсестра с наскоро перевязанной головой, Ерофей сидит, прислонившись спиной к тумбе, зажимает обеими руками простреленное навылет бедро и матерится в пространство. От счастья. Потому что простреленная нога – болит.

Сержант Жуков умер от заражения крови через три дня после эвакуации в госпитале советской военно-морской базы на острове Лерос.

Вывезти танки морем не получится. Не потому, что нет времени, банально нечем грузить. И не на что. Попытка соединить общим настилом пару шхун и загнать туда маленький «гочкис» по самодельному пандусу едва не закончилась трагедией. Обошлось, конечно, мелководье, – механик вынырнул, даже не сильно испугался, корабли почти не пострадали. А танк… Все равно гробить, чтобы врагу не достался.

Технику придется уничтожить. Умом это понятно, но своими руками ликвидировать машину, которая полгода была домом, укрытием и грозным оружием? Будто сам себе ногу отпиливаешь. Тупой пилой.

Немцы очередной раз получили по арийским мордам – греческая артиллерия работала на расплав стволов, не жалея снарядов, потом атака пехоты, поддержанная танками Фунтикова и самолетами с островов – фрицев гнали километров пять. Теперь минимум до вечера они будут приводить части в порядок, подтягивать артиллерию и ждать, когда уйдут от берега крейсера и эсминцы союзников – наступать под обстрелом главных калибров они не решатся.

Михаил с башни своего танка осматривает окрестности. Все гражданские и большая часть пехоты уже эвакуированы на острова, остатки прямо сейчас поднимаются по дощатым сходням, устало оглядываясь на остающийся за спиной берег. Десятки тяжелых грузовиков, которые тоже невозможно вывезти маломерным флотом, горят вдоль берега, создают какое-то подобие дымовой завесы. Экипаж с кислыми лицами собрался внизу, у ног – вещмешки с личными вещами и снятые с установок пулеметы. Баданов суетится, не знает, что еще прихватить с собой, – Федор напоминает Фунтикову хозяйку большой, состоятельной семьи на пожарище сгоревшего дотла дома.

Михаил проводит рукой по шероховатой броне. Оспины от пуль, оставленные осколками шрамы… Танк кажется живым существом, со своей памятью, привычками – даже болячки его, все эти изношенные диски фрикционов и разболтанные передачи, которые Гриша Белоконь учитывал, не задумываясь.

Михаил встает в полный рост, поднимает над головой вытянутую вверх правую руку: «Внимание!»

Выжидает, когда командиры танков повернутся к нему, и бросает руку вниз.

– Поджигай!

Танкисты поэкипажно тянутся к спуску, сначала медленно, оглядываясь на разгорающееся над моторными отсеками пламя, потом быстрее, переходят на бег – поди угадай, как скоро начнет рваться неизрасходованный боекомплект. Убедившись, что горят все танки, Михаил опрокидывает стоящую на моторном отсеке канистру и спрыгивает на землю. Федор протягивает командиру самодельный факел. Щелкает трофейная зажигалка. Привязанная к кривой палке горящая тряпка летит на корму. Огонь загорается с чуть слышным хлопком, сначала бесцветный и бездымный. Когда пламя выбивается из вентиляционных решеток, над ним поднимается тяжелый черный дым.

– За мной, – негромко роняет капитан и первым направляется к берегу. Он не оглядывается. Этот кусок жизни окончен, и стыдиться его не придется. Но слишком мерзко на душе у капитана Фунтикова, будто он только что вновь пересек каталонскую границу и спиной ощущает паскудные улыбочки французских пограничников.

Мерецков собран, спокоен и деловит.

– Садитесь, товарищи. Перед совещанием с союзниками предлагаю ознакомиться с обстановкой, сложившейся на нашем фронте в настоящее время. Захар Харитонович, прошу.

Ласкавый выходит к карте, берет указку, кашляет в кулак, прочищая горло.

– Как вам уже известно, в настоящее время линия фронта проходит…

Адмирал Лавров не слишком внимателен – линия фронта вторую неделю не двигается. Вот информация о соотношении сил – это уже интересно.

– За время боев в Албании и северной Греции противник понес значительные потери. По нашим данным, полностью уничтожена шестая танковая дивизия, разгромлены и отведены на переформирование сорок четвертая, семьдесят девятая пехотные и вторая горнострелковая дивизии. Более половины состава потеряли двести пятьдесят четвертая пехотная и шестнадцатая танковая. В соединениях пятнадцатого и восемнадцатого армейских корпусов потери личного состава составляют до тридцати-сорока процентов убитыми и ранеными. Наиболее боеспособным у немцев является шестнадцатый армейский корпус, действовавший на второстепенном направлении, – там потери составили не более десяти процентов, следовательно, по расположению этих частей мы можем отслеживать намерения вражеского командования – этот корпус наверняка будет использован на направлении главного удара.

Самым важным следует считать урон, который удалось нанести танковым силам противника – по имеющимся сведениям, подтвержденным данными авиаразведки, у противника в строю осталось около ста танков всех типов, что с учетом гористой местности существенно снижает возможности противника по ведению маневренных наступательных действий. Как весьма значительные, оцениваются потери врага в автомобильной технике.