Николай Инодин - В тени сгоревшего кипариса [litres]

Ночная тревога врывается в жизнь заполошной трелью телефонного аппарата. Эбонитовый ящик заходится в истерике до тех пор, пока спохватившийся дежурный не поднимает трубку, роняя в микрофон дежурное сообщение о том, что он на связи. Потом – топот ботинок посыльных, хриплые выкрики, бегущий к штабу командир. Когда Котовский опускает трубку на рычаги аппарата, бардак прекращается – командирская воля останавливает броуновское движение всполошившегося человеческого муравейника, наполняет его целью, смыслом и задает направление. Четкие команды сметают поднявшийся было гам, успокаивают и подгоняют.

Лязгают затворы, топают бойцы, мелькают фонарики командиров взводов и отделений. Заводятся моторы, их рокот покрывает прочие звуки, будто одеялом. Командирский автомобильчик выезжает в голову колонны, и батальон начинает движение.

Куда? Почему на юг? Грохочущий с утра до вечера фронт совсем с другой стороны! Ответ приходит слишком скоро – езды до Коринфского залива всего ничего.

У моста через пролив идет бой. Из последних сил отбивается атакованная с двух сторон охрана. Весело догорает на прибрежной мели торпедный катер – один из тех десятков, что доставили к месту десантирования итальянских штурмовиков.

Ну, твари! Разглядев, кто посмел замахнуться на самую важную нынче дорогу Греции, бойцы будто срываются с цепи – за время войны итальянских фашистов привыкли ценить где-то на уровне крыс. Батальон атакует с колес, разворачивается в линию почти без остановки. Броня подтягивается к пехоте, прикрывает огнем пулеметов и пушек. Минометчики вешают над побережьем несколько осветительных мин. В один из кругов света влетает не успевший еще разогнаться MAS 20 20 MAS – Motoscafo armato silurante – итальянский торпедный катер. и взрывается, наткнувшись бензобаком на осколочный снаряд из танковой пушки. Какое-то время на поверхности моря горит разлитый бензин.

На удивление, попавшие под удар итальянцы не бегут и не торопятся сдаваться – они разворачивают фронт и, умело прикрываясь прибрежными скалами, открывают шквальный огонь из автоматов. Вот тут и дают себя знать вбитые часами занятий рефлексы. Бойцы Алексея не лезут врукопашную, рассыпаются, прижимают противника огнем – из укрытий итальянцев выбивают минометчики. Ободренные поддержкой защитники моста бьют в спину десанту из автоматических пушек, но враг отбивается до последнего. Только когда вслед за «Яном Жижкой» проходит вдоль берега по мелководью танковая рота, густо поливая берег пулеметным огнем, выжившие фашисты начинают бросать оружие.

– Быстрее, быстрее! – как заведенный повторяет пробравшийся к Котовскому греческий майор. С другой стороны пролива к мосту ломятся итальянские парашютисты – не иначе как те самые, что брали вместе с немцами Мальту. Пленных, наскоро лишив оружия и боеприпасов – а заодно и всего приглянувшегося победителям имущества, сдают на руки крепко потрепанным, очень злым зенитчикам. Вскоре грузовики и бронетранспортеры с пехотой вслед за танками втягиваются на мост – времени на передышку просто нет. Замыкают колонну минометчики и противотанковая батарея. Слева, за полосой невидимой пока воды, над горами, начинает светлеть небо.

Далеко на северо-востоке передовые роты вермахта завязывают бой на южной окраине Киева. Паршиво начинается август сорок первого.

Форма на трупах итальянских парашютистов незнакома. Интересно. Те, что высаживались с катеров – хорошо известны, обычная фашистская милиция, чернорубашечники, правда, какие-то наскипидаренные. А с такими встречаться не приходилось – крепкие, очень хорошо тренированные парни, эмблема интересная – меч, парашют и золоченые крылья. Пленных нет – раненых итальянцы утащили с собой.

– Фольгоре 21 21 Парашютная дивизия «Фольгоре» («Удар молнии», именно удар, собственно молния – саетта), девиз – «Как молния с неба». В реальной истории была сформирована несколько позже (сентябрь 1941 г.), в описываемом варианте истории отдельные парашютные полки свели в дивизию раньше, так как операция по захвату Мальты все-таки была осуществлена, и тоже намного раньше, чем планировалось в реальной истории. , – читает кто-то надпись на каске.

Командир выбитого на четыре пятых греческого взвода кивает. Он ранен дважды, к счастью, легко – пуля зацепила правое плечо, осколок мины из сорокапятимиллиметрового миномета распорол кожу за ухом.

– Они высаживались в нескольких местах одновременно. Сначала сыпанули зажигалками, не в цель, просто так, потом выбросили десант. Парашютисты очень быстро добрались до нас и дрались как черти. Если бы не ваши танки… – лейтенант сглатывает, машет левой рукой.

– Учтите, у них отличные минометчики. Минометы дрянные, обычное итальянское барахло, но бьют очень, очень метко. Пулеметы, автоматы и целое море наглости, как будто не итальянцы совсем. И их много, – сотни, может быть, тысячи.

– Спасибо, – Котовский бережно пожимает греку руку и возвращается к своим бойцам. На багажнике командирского «кюбельвагена» удобно разворачивать карту, правда, мешает запасное колесо.

По мосту с северного берега тянутся колонны пехоты – для ликвидации десанта срочно перебрасывают полки из дивизий второго эшелона, но Алексей не собирается ждать – слишком дорого время, нельзя дать парашютистам возможность закрепиться. Судя по всему, у него преимущество в тяжелом вооружении, броне и скорости перемещения, значит – блокировать десантников с нескольких сторон, давить огнем пушек, минометов, добивать танками, а пехоту использовать для удержания позиций.

Котовский поворачивается к командирам рот и батарей:

– Так, товарищи…

Раскалившаяся на полуденном солнце броня обжигает руки сквозь тонкую ткань комбинезона.

– Алекс считает, что отношения механиков с трофейными итальянскими танками одиннадцать дробь тридцать девять – это секс. Интересно, как он оценил бы то, что мы делаем сейчас?

Грустно ухмыльнувшись своим мыслям, второй лейтенант Мэллоу осматривает возвышающиеся над люком моторного отсека худые зады механиков. Ему страшно хочется закричать, выругаться и пнуть в каток свой командирский танк, но он сдерживается – это было бы поступком, недостойным офицера и джентльмена.

Тяжелый крейсерский танк марк два… Концентрация лжи в названии машины просто выдающаяся. Самая толстая броня – тридцать миллиметров, на фоне современных машин это даже не смешно. Скорость двадцать шесть километров в час и запас хода в сто миль жирным крестом перечеркивают характеристику «крейсерский». Уродливый гибрид пехотных и крейсерских машин унаследовал от обоих родителей худшие черты. В дополнение к этому техническая надежность А-десятого выражается отрицательными числами. С учетом того, что машины третьего королевского бронетанкового полка не вчера вышли из заводских ворот, непонятно, кто на ком ездит – экипажи на танках, или наоборот. Джону иногда кажется, что танки взвода выходят из строя до того, как их заводят. Так что по меркам Котовского отношения механика и А-десять это наверняка изнасилование человека машиной, многократное, в особо извращенной форме.