Николай Инодин - В тени сгоревшего кипариса [litres]

Вакансия командира взвода в третьем эскадроне полка появилась по причинам, никак не связанным с боевыми действиями. Скорее, это был несчастный случай на производстве. Предшественник Джона проникся информацией о потерях, понесенных греческим народом в борьбе с фашизмом, и решил в меру сил и способностей принять участие в восстановлении его численности. Предложил, так сказать, услуги породистого производителя. Причем, как электрический ток, устремился к цели по кратчайшему пути, который пролег через постели пирейских портовых шлюх. Несоблюдение техники безопасности, врач, госпиталь – и мистер Мэллоу получил возможность возглавить третий взвод героического третьего эскадрона.

В отличие от машин, этих уродливых головастиков, поставленных на непропорционально узкие гусеницы, люди ему понравились. Спокойные, уверенные в себе, хорошо обученные парни. И никакого боевого опыта. Во всем эскадроне, да и в полку врага не на фотографиях видели единицы. Джон думал, что его просто разорвут на куски, выпытывая информацию о противнике, его вооружении, тактике, слабых и сильных местах. Наивный! Его, конечно, немедленно допросили – о совместных знакомых, о скачках, о том, какая команда, по его мнению, в этом году выиграет чемпионат по регби…

И ни слова о немцах, которые в паре десятков километров отсюда взламывают греческую оборону. Попытки Джона свернуть беседу на военные темы были мягко пресечены командиром роты.

– Мистер Мэллоу, всю информацию о противнике, которую командование сочтет нужным нам сообщить, доведут до господ офицеров на соответствующем брифинге.

Намек более чем прозрачный, но Джон, отравленный опытом боев и миазмами одержимости, без сомнения, исходившими от Котовского, уже не мог остановиться. Он вместе с механиками возился с моторами и перебирал подвески, выбивал запасные части – в этом ему также пригодился накопленный ранее опыт. Он гонял взвод по окрестным горам, заставляя карабкающиеся по склонам экипажи по-дурацки имитировать действия в танке.

У коллег даже начало появляться подозрение – а джентльмен ли в самом деле мистер Мэллоу?

Подозрения развеял сам командир полка. Услышав о странном поведении нового взводного, господин полковник пожал плечами и пояснил, что некоторая экстравагантность поступков и чудачество весьма присущи выпускникам Итона и Кембриджа.

Чудить – это несомненное право каждого бритта, нисколько не ставящее под сомнение его право находиться в обществе. Джона простили и перестали на него коситься.

Подчиненные поворчали и смирились, даже начали гордиться тем, что их взвод не такой, как другие. «Беспокойные ребята» – так они стали себя называть. «Шило в заднице» – стали называть их остальные.

Немцы в очередной раз прорвали греческую оборону и вплотную приблизились к позициям британских дивизий. Третий бронетанковый получил приказ решить проблему тяжелой германской артиллерии раз и навсегда, эскадроны выдвигаются на исходные позиции перед атакой.

Лязгает крышка люка.

– Можем продолжать движение, господин лейтенант, сэр!

– Очень хорошо, Билл.

Экипажи скрываются под броней, взвод продолжает движение, догоняя ушедший вперед эскадрон.

Место для контрудара выбрано грамотно – достаточно большая, почти ровная долина между двух горных хребтов. Прорвавшиеся через гряду боши стремятся на плечах отступающих греков проскочить открытое место, чтобы не дать им времени на организацию обороны. Это дважды хорошо – говорит о том, что укрепления британских дивизий не замечены воздушной разведкой, и дает возможность поймать врага грамотно организованной атакой.

Северные склоны хребта достаточно густо покрыты деревьями и кустарником, чтобы греки считали местность лесом. Сосредоточившиеся на опушке эскадроны надежно укрыты от посторонних взглядов, а танкистам разворачивающееся сражение видно как раз неплохо. Картина очень похожа на игру в солдатики на лоскутном одеяле, только одеяло очень большое, а солдатики маленькие. Греки не бегут – они организованно отходят, огрызаясь короткими контратаками, немногочисленные батареи полевой артиллерии время от времени разворачиваются, дают два-три, много – пять залпов, стремительно сворачиваются, цепляют пушки к упряжкам и, нахлестывая лошадей, меняют позицию. Не просто так – через несколько минут на оставленном артиллеристами месте начинают рваться тяжелые гаубичные снаряды. По мере продвижения боя на юг огонь германской артиллерии слабеет – ей не хватает дальности. Значит, там, за хребтом, немецкие расчеты цепляют свои гаубицы к транспортерам и грузовикам, запрягают в зарядные ящики вереницы откормленных крепких битюгов с коротко подстриженными хвостами и начинают движение следом за наступающей пехотой. Именно в тот момент, когда наибольшее количество пушек будет не на позициях, а в пути, надлежит нанести встречный удар – сильный, безжалостный и решительный.

– Приготовиться!

То, что время приходит, понятно уже и без команды. На дорогах оставленного союзниками хребта появляются хвосты пыли, поднятые колесами и гусеницами немецких колонн.

– Заводи!

У союзников нет осадной артиллерии, швыряющей набитые тротилом чугунные чемоданы на пару десятков километров, но полевых орудий достаточно для хорошего артналета.

Сотни стволов открывают огонь по заранее пристрелянным рубежам, засыпают осколками наступающую пехоту, опрокидывают мотоциклы, заставляют шарахнуться к укрытиям поддерживавшие пехоту броневики.

Джон не отрывается от бинокля. Впереди разбитые, смешавшиеся порядки передовых батальонов, дым от разгорающихся пожаров, в эфире – лай команд, которыми германские командиры пытаются восстановить порядок. Над головами несколькими волнами с ревом идут на север самолеты, и никого не удивляет соседство в одном строю машин с белыми восьмиконечными и красными пятилучевыми звездами, а чуть выше на крыльях «харрикейнов» ясно видны цветные круги королевских ВВС. Первые самолеты сваливаются в пике, атакуют невидимые для танкистов цели, а с юга наплывает новый гул – союзная авиация подняла в воздух все, что способно нести бомбы и ракеты, все, что способно прикрыть ударные самолеты от «мессершмиттов» и «макки».

– Вперед!

Под лязг гусениц расступаются перед глазами кусты, распахивается обзор, увеличиваются, наползают куски лоскутного одеяла, превращаются в поля, сады и виноградники. Началась Работа – та самая, с большой буквы.

– Билл, Лесли, на два часа – пулемет, огонь!

Очереди двух своих машинок, серые фигурки вскидываются, падают, замолкает огонь, прижимавший к земле бросившихся в контратаку греков.