Николай Инодин - В тени сгоревшего кипариса [litres]

– На полдвенадцатого, броневик в винограднике!

Навстречу очереди автоматической пушки бьют двухфунтовки всех трех машин взвода. Автомат затыкается, после второго залпа над лозами поднимается столб черного дыма.

Немецкая пехота бьет навстречу из противотанковых ружей, серые фигурки вскакивают из-за межевых кустов, замахиваются связками гранат – чаще всего безуспешно, спешащие за танками греки воюют не первый месяц. По противотанковым ружьям и гранатометчикам стреляют все, кто видит. Немецкие части смяты, теперь их очередь пятиться, огрызаясь пулеметными очередями. Потери в танках – единичные, но в наушниках все чаще слышны доклады:

– Продолжить движение не могу, разрыв левой гусеницы

– Вышла из строя коробка передач!

– Перегрев двигателя, вынужден прекратить движение!

Проклятые гробы один за другим выходят из строя, взвод Мэллоу пока в порядке, а навстречу из клубов пыли выкатываются…

Джон несколько секунд не понимает, что в открывающейся картине неправильно. Эти танки, они должны быть с нашей стороны фронта! Почему на серой броне кресты? Потом вспоминает: командирский танк Котовского – трофей, и все становится на свои места.

Немцев больше, чем британцев, за силуэтами панцеров чешской разработки видны машины крупнее, еще угловатее – будто на коробку из-под ботинок уронили сигаретную пачку с торчащим окурком. Немецким генералам тоже надоел темп наступления в пару километров в день, они бросили в бой слегка подлатанные батальоны своей последней танковой дивизии.

При соотношении два к одному переть в атаку – поступок, несомненно, героический, но отравленное Котовским сознание больше не откликается болезненным восторгом на чеканные строфы Теннисона. Искусительница память отзывается в ушах ехидным голосом русского майора:

– Джо, глупо прятаться там, где тебя будут искать в первую очередь! В кустах, за деревом, за большим камнем врага ищут сразу, как только услышат первый выстрел твоей пушки. Прятать танк нужно там, где его не будут искать. Это касается не только танков, противотанковые батареи тоже будут маскировать по этому принципу, но мы-то с тобой танкисты, да, Джон?

– Взвод, делай, как я!

Удобная, совершенно незаметная с немецкой стороны ложбинка до пушечных масок укрывает все три танка взвода. Впереди, ярдах в семидесяти, вдоль небольшого ручья тянутся заросли кустов и шелковичных деревьев. Верхушки крон шелковиц, что растут ниже по склону, немного мешают целиться, зато служат дополнительным укрытием.

– Наводить точнее! – не может удержаться от ненужной команды Джон.

– Огонь!

Первый снаряд рикошетит от немецкой брони, но в тот же панцер влетает меткий снаряд второго экипажа. Джейми О’Хиггинс, наводчик третьего танка, удачно ловит в прицел развернувшуюся вбок башню еще одного танка, и перед позицией взвода горят уже два «тридцать восьмых».

Противник не замечает взвод Мэллоу, быстроходные немецкие танки торопятся ворваться в порядки третьего танкового, бьют в борта, в картонную броню моторных отделений. По ним бегло стреляют отставшие из-за поломок машины. Бой превращается в хаос. К сожалению, опытные немецкие экипажи в такой драке, как рыба в воде. Среди плюющихся огнем бронированных машин мечутся, стреляют и колют друг друга штыками немецкие и греческие пехотинцы.

Отделенные от этой сутолоки руслом ручья танки третьего/третьего лупят из пушек с той скоростью, с которой заряжающие успевают забрасывать в казенники снаряды.

Наводчик в танке Джона нецензурно даже не орет – это ария восторга и ненависти, наполовину состоящая из брани разной степени интенсивности. Боец одновременно вертит в разных направлениях маховики рукоятей наведения и стреляет, как автомат – промахи, рикошеты и удачные попадания он комментирует одинаковыми словами, меняется только интонация. На той стороне ручья подбитых и горящих танков с крестами много больше, чем британских «головастиков», но такое место – единственное. Их начинают неотвратимо охватывать с флангов. Пора пятиться.

– Третий, триста ярдов назад!

Не слышит, продолжает палить.

– Третий, отход!

В ответ – сплошной «Fuck!», но тройка начинает пятиться, постепенно разгоняясь.

– Второй, прикрой его справа!

Они отошли, правда, второй экипаж остался безлошадным – не выдержал нагрузки изношенный двигатель. С загоревшейся машины еле-еле успели снять пулеметы. И это был выдающийся результат – в третьем королевском осталось к вечеру девять боеспособных танков. Не уцелел бы ни один, если бы не две батареи советских трехдюймовок, выставленных на прямую наводку, – их снаряды пробивают немецкие танки с расстояния в милю. Восемь пушек сожгли почти столько же панцеров, сколько весь третий полк, вместе взятый. Характерный резкий звук их выстрелов многим инглишменам запомнился как сигнал об отмене конца света.

Британцы не видели, как проскочили вдоль левого фланга и на максимальной скорости рванули навстречу подходящим немецким резервам три десятка БТ советской танковой бригады. Ни один из них не вернулся, но свою задачу русские выполнили – после боя немцы отошли к горам, их осадная артиллерия заткнулась на двое суток.

Окраина аэродрома. На выгоревшей траве почерневшие скелеты пары «веллингтонов» и полуобглоданные огнем останки «Бомбея». Сюда «пожарные» Котовского прибыли слишком поздно – чертовы «стукнутые молнией» итальянцы успели задавить охрану и вдоволь потешились, истребляя практически безоружный наземный персонал. Большая часть самолетов не успела вернуться с ночного налета на румынские нефтепромыслы – повезло, потери могли быть много больше.

Попрыгунчики Муссолини не сдаются. За сутки в плен взяли десятка три, и тех – тяжелоранеными. Серьезных потерь у котовцев нет, но только за счет того, что десантникам нечем жечь танки. У греческой пехоты потери огромные, страшно подумать, что было бы в Албании, будь с самого начала войны у Муссолини такие волки.

Санитары грузят в кузова грузовиков разбросанные по полю трупы. Редко, слишком редко кто-то из медиков встает в полный рост, машет над головой руками и орет – тогда к нему подлетает санитарный автомобиль, раненого укладывают на носилки, бережно подают в кузов, и «санитарка» аккуратно, но быстро катит к палаткам полевого госпиталя, оперативно развернутого британскими медиками. Увы, труповозки наполняются гораздо быстрее.

Удивительно, но после боя на аэродроме нашелся почти целый топливозаправщик – бензина в цистерне как раз хватило для техники батальона. Авиабензин немного не то, что нужно танкам и грузовикам, но один раз можно. Теперь шатающиеся от усталости бойцы пополняют боекомплект на технике, а Алексей борется с зевотой, слушает через переводчика доклад британского полковника о результатах итальянской десантной операции. Бритт выбрит и пахнет одеколоном, это злит, приходится себя сдерживать, чтобы не обидеть союзника словом или действием. Судя по выражению щетинистых лиц, греческие офицеры явно заняты тем же. Наконец англичанин замолкает, можно вернуться к своим бойцам. Алексей забирается в верный «кюбель» и гонит через поле к холмам, среди которых разбросана его техника. Он вымотан до предела и должен хоть на час завалиться в объятия Морфея. Или Танатоса? Вот забрали Джона – у кого теперь спросишь?