Алексей Платковский - Земля Лишних. Беги, хомячок, беги

Вот на этой мысли, что “мир лучше войны”, я и поднимаюсь в номер. Мириться? Нет, конечно же, ведь мы и не ссорились!

Простить и понять? Только если за второй частью. Для начала.

— Ну, рассказывай, как обгоняла, как подрезала, — на скорую руку соорудив по нехитрому коктейлю и одев Еву в одну из своих чистых футболок, усаживаюсь в кресло у журнального столика и киваю на такое же напротив.

Всегда немного удивлял и одновременно умилял тот факт, что почти во всех гостиницах даже в самых-самых маленьких и дешёвых номерах обязательно есть такой вот уголок для посиделок.

Ева ничего не ответила, но правая бровь удивлённо приподняла.

— Я говорю, и как же тебя угораздило в такую семейку попасть? Что за нравы у вас там, какие у тебя планы, а главное, как это всё теперь касается меня и что мне за это всё в итоге будет? Только не надо про долгую историю заливать, хорошо? Сутки в Эдеме тоже не короткие, да и мы никуда не спешим.

— Когда мы с тобой познакомились, ты был… мягче, что ли.

— Не меняются только дураки и мёртвые, — пожимаю плечами.

— Это точно, дураки и мёртвые, — девушка задумчиво крутит бокал в руках, а затем залпом выпивает содержимое и жестом показывает, чтобы я ей повторил. — Только пообещай одно. Чтобы ты сегодня не услышал, не вздумай меня жалеть, хорошо? У меня была не самая лёгкая жизнь, и о многих моментах я бы хотела забыть, но… Если бы не всё это, я бы не стала той, кто я есть. Я бы не встретила тебя.

Её ладонь легла поверх моей.

Убирать руку я не стал.

Не хотел. Несмотря ни на что.

Год 27, ночь 12 апреля, Нью-Мехико

Алекс Северов

“Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему” — эта крылатая фраза из знаменитого романа Толстого “Анна Каренина” отлично описывала жизнь Евы.

Её мать, некогда первая красотка ни то Магнитогорска, ни то Челябинска, по молодости, выиграв местный конкурс красот, коих после развала СССР проводилось по пять штук в каждом селе, быстро выскочила замуж за одного из членов жюри, а по совместительству и генерального спонсора этого самого конкурса. Впрочем, не она одна такая была. В 90-е начинающие бизнесмены, редко отличимые от бандитов, имели повальную моду на “красивых тёлок”. Жена, которая “мисс-чего-то-там” была такой же статусной вещью, как шестисотый “мерин”, малиновый пиджак и двухкилограммовая золотая цепь.

Ева появилась через год, уже “столичной штучкой” — молодая пара успела переехать в нерезиновую. На новом месте всё шло хорошо, отец крутился в строительном бизнесе, мать — в салонах красоты и на тусовках. Пока не грянул 1998-й. Нет, наши герои не разорились, наоборот, имея некоторые подвязки, умение слушать и прислушиваться, бизнесмен неплохо заработал на валютном кризисе. Что резко не понравилось кому-то сверху.

— Строишь — вот и строй, зачем в финансы лезешь, да?

После такого вопроса, сопровождённого предложением (от которого нельзя отказаться) выплатить некую “неустойку”, превышавшую доход от валютной операции в несколько раз, было принято решение мигрировать. Нет, не в США. И даже не в Израиль. На Кипр.

Первой переехала семья, следом — и активы. Строительный бизнес хоть и пострадал, но отчасти был спасён, в основном благодаря тому, что был записан на кучу родственников, всех отследить не смогли. Казалось бы, можно выдохнуть и наслаждаться жизнью: море, солнце, погода круглый год радует душу и тело, культурные европейцы вокруг и всё такое. Даже мелкий бизнес на месте открыл, по продаже охотничьего оружия, со стрельбищем при магазине. Но — доходы-то упали, а цена проживания и аппетиты только выросли. И здесь появился Тровато.

Тогда он ещё не был никаким доном, так, мелкая сошка, но с большими амбициями. Сицилиец, он был замешан в нескольких афёрах на родине, причём скрывался на Кипре не столько от полиции, сколько от той же мафии, с которой “забыл” поделиться. На родине остался сын, живший у бабушки с дедушкой: жена не пережила роды. Конечно, пара-тройка лет, и его мелкий проступок забудется, и можно будет вернуться, но итальянцы всегда были семьянинами, воссоединения с роднёй хотелось ускорить. Появление русского, увлекающегося, помимо всего прочего, охотой и оружием, натолкнуло Тровато на одну мысль.

В Италии разгоралась война полиции и мафии, и для легализации ношения оружия последними начала применяться известная схема с ЧОПами, частными охранными предприятиями. Это когда бандиты официально состояли на работе в таких конторах, поэтому совершенно законно могли иметь при себе N-ое количество оружия, С не боясь быть посаженными за ношение короткоствола. Конечно, все такие конторки изрядно трясли и более-менее контролировали, особенно если открывали их лица, имеющие связи с мафией, пусть и не доказанные. Но что, если такой бизнес откроет русский миллионер? К нему вопросов явно будет меньше. Так Ева и её семья перебрались в Сицилию.

Новое дело приносило явно больше, чем магазин на Кипре, где охотников-то раз-два и обчёлся. Тем более, если учесть, что в Сицилии можно было торговать не только легальным товаром. Пару лет всё шло хорошо, пока кто-то из местных не решил, что приезжий уж очень широко развернулся. И одним прекрасным солнечным утром авто с русским взлетело на воздух.

Тровато не оставил вдову один на один с проблемами, взвалил на себя заботу и о бизнесе, и о финансах семьи. Свадьбу сыграли через год. Ещё через пару месяцев родилась Елена. Брак, правда, долго не продлился. Полиция нагрянула среди ночи. Дом штурмовали как какую-нибудь крепость, с бронетехникой и слезоточивым газом. Когда спецназ ворвался в комнату, мать кинулась к кроватке с малышкой. Плохое освещение, нервы на пределе — один из бойцов полоснул короткой очередью. Врачи боролись за жизнь пациентки неделю, но Костлявая в итоге победила. И жизнь для Евы кардинально изменилась.

Подростка отправили в закрытый католический пансионат. Нет, голову детям Библией не забивали, хотя её там и изучали, помимо всего прочего. В основном же преподавали иностранные языки (два на выбор), математику, логику, философию, литературу. На хорошем, между прочим, уровне. Но пансионат брал на себя не только образовательные цели, но и воспитательные. Телесные наказания в его стенах были узаконены. Так что нежные попки, и не только, местных воспитанниц нет-нет, да розовели. Причём, не редко, в присутствие всей школы: наказание было не только болезненным, но и унизительным. Никакой, понимаешь, ювенальной юстиции.

Еву в пансионате, понятное дело, никто не навещал. Дон Тровато платил за обучение, выделял ежемесячно некоторую сумму на карманные расходы (впрочем, вполне достаточную не только на конфеты и жвачки, но и одежду), и на этом всё. Поэтому Еву одновременно и удивило, и обрадовало, когда подручные дона забрали её из этого специфического учебного заведения накануне её шестнадцатилетия. Девушку отвезли за покупками, затем — по салонам красоты, и как вишенка на торте — она и дон улетели праздновать её день рождения в Дубаи. Прямо не жизнь, а сказка! Ева на какое-то время почувствовала себя Золушкой. Она забыла, что карета всегда превращается в тыкву.