Тери Терри - Разрушенная

Сначала он отвечает на поцелуй, но потом понемногу, бережно меня отстраняет и качает головой:

— Не так.

И тут я начинаю плакать. Почему? Еще одна потеря, еще одна холодная пустота. Он тянет меня к дивану, накидывает мне на плечи одеяло.

— Не уходи, — говорю я.

— И не собираюсь. Пока сама не прогонишь. — Тем не менее Эйден встает. — Сейчас вернусь.

Он идет по коридору и возвращается с гитарой.

— Играю нечасто, но всегда чувствую себя лучше. Закрой глаза. Завтра нас ждет долгий день. Но мы прорвемся. Я тоже там буду.

Эйден играет. Играет хорошо. Какие-то песни я знаю, какие-то — нет. Глаза сами собой закрываются, и я соскальзываю в темный, без сновидений сон.

Метеопрогноз сбылся. Я бегу, а холодный ветер рвет ветви деревьев и кружит в вихре мертвые листья.

Проспала допоздна, вот и пришлось бежать, и даже в глаза Эйдену после прошлой ночи посмотреть не осмелилась. Ожидала споров или сопровождения, но никто задерживать не стал — отпустили.

Бегу по дорожке вдоль канала, и мили улетают за спину. Цель ближе и ближе. Бегу не просто так, чтобы выпустить пар. Но смогу ли найти?

Поначалу не получается. Я знаю, что нахожусь где-то близко к нужному повороту тропинки и дереву с низкими ветками неподалеку от нее. Перехожу на легкий бег, потом на шаг и, наконец, вроде бы вижу нужное дерево. Лезу вверх по веткам, а ветер безумствует, словно вознамерился сбросить меня на землю. Щурюсь, чтобы пыль не попала в глаза. Сколько еще ползти? Решив, что забралась слишком высоко, смотрю вниз. Случиться с ним могло что угодно: могла утащить птаха или белка, любительница всего, что блестит; ветка могла сломаться; ветер сорвать. В конце концов, я могла ошибиться, выбрать не то дерево. Теперь я не бегу, я замерзаю. Щупаю вокруг себя окоченелыми руками, с трудом сохраняя равновесие на деревянных ногах.

Я уже готова сдаться, отказаться от поисков, когда пальцы задевают что-то холодное, металлическое. Поворачиваюсь, тянусь и снимаю его с ветки, на которую сама же и повесила. Кольцо Эмили. Крепко сжимаю и начинаю спускаться.

Уже на земле читаю, щурясь, надпись на внутренней стороне: «Эмили и Дэвид навсегда вместе». Кольцо я сняла с ее пальца, когда оба были мертвы, жертвы лордеров и Зачистки, как и многие другие. Их возвратили как нарушителей контракта, когда она забеременела: все их преступление состояло в том, что эти двое полюбили друг друга. Мне нужно ее кольцо, нужна причина, за которую я могу держаться, которая проведет меня через то, что предстоит сделать сегодня. Я уже собираюсь положить кольцо в карман, но потом надеваю его на палец и пускаюсь в обратный путь.

После душа выхожу в кухню, где Мак делает сэндвичи.

— Все в порядке? — спрашивает он и тут же дает задний ход. — Да, глупый вопрос. А есть что-то такое, что я могу поправить?

— Нет, спасибо. — Я улыбаюсь ему.

— Улыбка? Наконец-то. Садись и поешь, пора отправляться. Эйден! — Он повышает голос. — Ланч!

Эйден входит, одной рукой обнимает меня за плечи и садится напротив. Смотрит мне в глаза, кивает, и его спокойный, ровный взгляд говорит, что все в порядке. Узел тревоги внутри меня ослабевает; немного, но достаточно.

— Добро пожаловать в мою киностудию. — Мак открывает дверь в заброшенный сарай. Расположенный в конце тропинки, в нескольких милях от дома, он выглядит пустынным снаружи, но, едва переступив порог, я замираю с открытым ртом. Внутри — пещера Аладдина для компьютерного гика: повсюду какое-то оборудование.

— Ты определенно установил это все не сегодня.

— Нет, конечно. Это место уже давным-давно служит одним из технических центров ПБВ. Заняться здесь есть чем: игрушек много, и самых разных. Фильмы новые. Но главное — передающее оборудование для связи со спутником. Вчера вечером мы с Джаззом расчистили место для записи.

Мы с Эйденом идем за ним мимо высокого, битком забитого всякой всячиной стеллажа, за которым и находится расчищенная площадка со стулом и завесой из брезента, скрывающей оборудование. Здесь же камера на штативе и осветительные приборы.

— Чуточку посложнее, чем моя камера. — Я трогаю карман, где она лежит с утра, после того как с нее накануне скопировали все важное.

— Нет, все просто и легко. Я покажу, а потом запишем мою часть.

Мак начинает объяснять, что к чему, но тут в дверь громко стучат.

— Эй? Есть кто? — Голос принадлежит Джаззу, а другой… маме?

Я выбегаю из-за стеллажа и вижу не только маму, но и…

Эми! Она тоже здесь.

Эми срывается с места и обхватывает меня обеими руками.

— Сумасшедшая! Никогда больше так не делай!

— Ты постриглась. — Я в полном шоке. От ее роскошных густых, темных волос осталась короткая стрижка «пикси».

— Ну да, знала бы, где ты да как с тобой увидеться, не устраивая спиритического сеанса, обязательно бы спросила совета. К тому же ты и сама выглядишь немного по-другому.

— Вы обе здесь, — обращаюсь я к маме, которая держалась в сторонке, но теперь подходит, обнимает нас обеих и счастливо улыбается.

— Мои девочки вместе! — говорит она. — Решение было общее, семейное. Я рассказала Эми, что происходит, а потом мы провели голосование.

— И? — спрашивает Эйден.

— Эми говорит, что упускать такую возможность нельзя. Я по-прежнему не уверена. Но нас ведь трое. Кайла?

Все смотрят на меня.

Нет. Не заставляйте меня делать это. Не заставляйте меня решать.

Я сглатываю.

— Если что-то пойдет не так, всех причастных к этому делу ждет смертельный приговор.

— Включая тебя, — указывает мама.

Пожимаю плечами. Не хочу говорить вслух, что на собственную жизнь я уже махнула рукой.

— У меня не совсем так. В любом случае за мной уже охотятся.

— Ты сказала мне однажды, что иногда самое главное — поступить правильно.

— Проблема в том, чтобы определить, что именно правильно, — говорит Эми.

Я смотрю на стоящих вместе маму и Эми. Как и меня, Эми зачистили и потом отдали в мамину семью, но это не меняет того факта, чем они стали друг для друга. Чем стали друг для друга мы все. Но мы не одни.

— Это касается не только нас, но и каждой матери и дочери, каждого отца и сына. Сейчас и в будущем.

Мама смотрит на меня и медленно кивает:

— Ладно, пусть так. Давайте за работу.

Я беру камеру. Первым выступает Мак. Рассказывает о злосчастной школьной экскурсии, когда бомбы антиправительственных террористов убили едва ли не всех ехавших в автобусе пятнадцати-шестнадцатилетних парней и девушек. Как сам получил небольшое ранение. Как его друга, Роберта Армстронга, оттащили от автобуса, в сторону от его погибшей девушки, а позже занесли в список умерших.

После Мака настает очередь мамы. Она рассказала о своем сыне Роберте. О доходивших до нее слухах о том, что он выжил, но подвергся Зачистке. О том, что никаких следов Роберта найти не удалось.