Тери Терри - Разрушенная

Через несколько секунд дверь открывается, и тревога сменяется ужасом. Лордеры. Двое, с холодными, как сталь, мертвыми глазами. В черной форменной одежде, в жилетах. У одного в руке оружие, у другого — маленькое электронное устройство. С ними поездной охранник, с капельками пота на лбу.

— Приготовьте билеты и удостоверения, — командует охранник не совсем твердым голосом. Начинается шевеление, пассажиры достают карточки из сумок и карманов. Дрожащими пальцами достаю свои. Держи себя в руках. В информации от Эйдена говорилось, что проверка билетов и удостоверений — обычное дело. Что с моими документами все пройдет прекрасно, если не терять спокойствия. Но он не предупреждал об участии в проверках лор-деров.

Вооруженный лордер остается у двери, второй следует за охранником. Они подходят к первому пассажиру, охранник сканирует его билет и удостоверение. Потом лордер поднимает свое устройство и приказывает пассажиру смотреть в него, пока не раздастся звуковой сигнал, сначала одним глазом, потом другим.

Портативный сканер сетчатки?

Это не обычная проверка. Обволакивающий страх перерастает в панику. Для сканирования придется снять очки; они увидят, что я прячу цвет глаз. Если бы я позволила Ди-Джею навсегда изменить его! Капризное желание сохранить глаза зелеными может погубить меня. Попробую снять очки до того, как они подойдут, и буду надеяться, что не заметят. Снова паникую: вдруг моя сетчатка выдаст код не того имени, назовет погибшую девушку, Кайлу Дэвис? Нас ведь не сканировали в школе. И в больнице. Я оглядываюсь, но у задней двери тоже стоят лордеры. Блокируют выход.

Бежать некуда. Я в ловушке. Для Зачищенной попытка узнать свое прошлое является преступлением. Не говоря уже о ТСО и поездке под вымышленным именем. И это все, чего я достигла после стольких испытаний? До Кезика, должно быть, всего несколько минут езды. Вызовет ли мое поддельное удостоверение тревожный звонок? Неужели они ищут меня?

Они приближаются. Переходят от ряда к ряду. Охранник проверяет каждый билет, каждое удостоверение; лордер манипулирует со сканером.

Что-то ударяется о мои ноги, и я чуть не вскрикиваю. Смотрю вниз — маленький мальчик. Ползет под сиденьями. Проверяющие дошли до его матери. У нее смертельно бледное лицо, скорее серое; трясущимися руками протягивает удостоверение и билет. Охранник сканирует их — все в порядке. Но лордер кривит губы в удовлетворенной улыбке: он знает. Он уверен, что нашел то, что искал. И это не я. Поднимает свой сканер к ее глазу. Устройство не бибикает, а гудит. Улыбка лордера становится шире.

Он кладет ладонь на ее плечо и поднимает женщину с сиденья. Толкает в проход.

— Шагай! — гаркает он. Они идут к передней двери вагона. Сзади слышится слабый крик. Я не смею повернуться, но мать глядит назад, у нее искажается лицо. Мгновение спустя один из лордеров тащит мимо меня добравшегося до задней двери мальчишку.

Они исчезают в дверях соседнего вагона. Никто не говорит ни слова, никто ни на кого не смотрит. Я испытываю ужас и одновременно облегчение. Они приходили не за мной. Не в этот раз. Но если бы я сидела перед ней и они просканировали мне сетчатку… Меня бросает в дрожь.

А потом мне становится стыдно. Что теперь будет с ними? Я никогда не узнаю, совершила ли она нечто настолько плохое, что лордеры получили разрешение на ее арест таким вот образом, и что станет с ней и ее сыном. А если бы все в этом вагоне дружно сказали: нет, вы не можете их забрать. Смогли бы мы остановить лордеров?

Возможно, ответ такой: да, на несколько минут. Но на следующей станции они получили бы подкрепление; нас всех арестовали бы и увезли. И нас ожидала бы та же судьба, что и несчастную мать. Это достаточная причина, чтобы помалкивать?

Что, если каждый человек в нашей стране вместе со всеми разом скажет нет? Эйден уверен: люди так и сделают, когда узнают, что на самом деле происходит. Лордеры не могут арестовать всех и каждого.

Из тусклого станционного лифта выхожу на ослепительное солнце. Солнце Кезика. Морозно, свежо; воздух настолько холодный, что, вдохнув, чуть не закашливаюсь. На земле сегодня снега нет, а что вверху? Покрытые снегом пики гор. Заднюю часть шеи и спину покалывает, но не от холода. Просто физическая реакция на это место, его воздух. Я останавливаюсь как вкопанная, глазею на горы, пока шепот разума не возвращает меня на землю. Не привлекай внимания. Отрываю взгляд от гор и осматриваюсь.

Вышедшие пассажиры — их немного — теперь поспешно расходятся. Возле станции припаркован фургон лордеров, он перекрывает подход к одному из лифтов: наверное, они забирают новых заключенных с поезда. Иду прочь от возможных любопытных глаз. Поправляю сумку на плече, нахожу указатель к центру города — Эйден сообщил, где он находится, — и следую в нужном направлении. В памяти никаких следов узнавания — ни станции, ни того, куда от нее идти. Оглядываюсь и над большой аркой, под которой расположены лифты и билетные кассы, вижу цифры: 2050. Когда я жила здесь, этой станции еще не было. Она новая.

Через десять минут добираюсь до центра города, и покалывающее ощущение любопытства, узнавания и неузнавания этого места возвращается. Вот заполненная прохожими пешеходная зона, тянущаяся до старинного здания Дискуссионного зала с информационным табло. Под ногами крошатся камни мостовой; у меня смутное чувство, что они меньше, чем им следует быть. Потому что теперь я выросла?

Трясу головой. Разыгралось воображение? Никаких определенных воспоминаний нет, только тени, которые тают, если на них посмотреть. Возможно, просто страстное желание узнать это место.

По прибытии в Кезик мне следует явиться в «Уотерфолл-Хаус». К моей матери. Я сглатываю; слово звучит совсем неправильно. Заведение расположено на берегу Деруэнтуотер, почти на другой стороне озера, если смотреть из Кезика. Вспоминаю карты и маршруты: пешком примерно три мили. Можно на катере через озеро. Или автобусом по шоссе.

Пешком дольше всего. Значит, пешком. Дороги, а потом тропинки выводят из центра города, мимо разрушенного театра, сбегают вниз к озеру; тропки плутают по лесу с видами на водную гладь, некоторые резко обрываются у воды. По берегам темно-синее озеро окаймлено серебристым льдом; земля под ногами как камень — затвердела на морозе. По тропинкам в разных направлениях бегают люди, некоторые с собаками; лица окутаны клубами белого пара. По мере удаления от Кезика их становится все меньше. Вскоре я остаюсь одна.

Ноги движутся все медленнее и медленнее. В голове полное сумасшествие. Хочется и смеяться, и плакать одновременно. Хочется по пути коснуться каждого дерева, каждого утеса. Хочется узнать их, вобрать в себя, чтобы они усилили шепот памяти. Голова словно набита пушистой ватой; я полна стремления вспомнить, как жила здесь раньше, но ничего определенного не выходит. Может, это неистовое желание заставляет меня испытывать такие чувства, заставляет снова и снова проходить по одним и тем же местам, чтобы вызвать воспоминания, если не из прошлого, так из настоящего.