Алексей Шаханов - Привилегия выживания. Часть 1

– Ты. Как охраняются входы в больницу?

– Дык, как бы никак не охраняются, – Дэн выдавил нервный смешок.

– Хорошо. Кто из здесь присутствующих не сможет провести меня по всем помещениям больницы, которые используются вашей группой?

– Не сможет? – переспросил Дэн. И тут же ответил: – Да все смогут, че там мочь-то…

– Комбат, мертвые на подходе, – обратился к командиру один из бойцов, у которого из рюкзака необычно правильной прямоугольной формы торчала всенаправленная антенна.

Комбат – то есть командир батальона. Если так, то это уже не пара взводов, а две-три роты, человек триста может легко набраться. То есть армия еще в городе?

– Сообщи всем, чтобы сворачивались, – ответил Комбат. – Отход к основной точке сбора. Норд!

– Я, – откликнулся человек, встречавший Комбата, когда тот приехал.

– Художника и этих, – он указал на Тоху и меня со Смоукером, – грузите с собой, остальные бесполезны.

Троица из «скорой» попыталась вскочить на ноги, но куда там. Их быстро отоварили прикладами до полной потери желания сопротивляться.

Нас тем временем отвели к пикапу и покидали, как бревна, в открытый кузов. Опять же лицом вниз, перевернуться не дали, как только я предпринял попытку, сверху тут же рыкнули и тычком ботинка вернули в исходное положение, видимо, на бортах пикапа расположились новоиспеченные конвоиры. Так что Дэна и остальных я уже не видел, но сомнений насчет их судьбы не было никаких.

Все происходящее плохо укладывалось в голове. С одной стороны, эти люди просто обязаны быть действующим подразделением. И отсутствие на форме каких бы то ни было знаков отличия роли не играло. Привычные к жесткой субординации, действуют очень слаженно, работа в парах и тройках, контроль секторов, все четко, доведено до автоматизма. Подобные навыки формируются годами. Любой тактический маневр нашего со Смоукером взвода в сравнении с ними был бы неотличим от броуновского движения.

С другой стороны, никакие чрезвычайные положения не позволяли убивать безоружных пленных направо-налево, независимо от того, в чем они могли обвиняться, а казнь по законам военного времени, насколько я знал, не распространялась на гражданских лиц. Кем бы ни были эти спецы, им совершенно плевать на военный трибунал.

А с третьей стороны, я прекрасно понимал, что мое стремление разобраться продиктовано исключительно страхом за свою жизнь, желанием повысить свои шансы, хотя бы виртуально, и что мои выводы никак не влияли на текущую ситуацию.

Везли нас относительно недолго, четверть часа от силы. Как я ни старался запомнить маршрут, все усилия пропали даром. Если сторона поворота еще угадывалась по ощущениям, то определить угол поворота и скорость пикапа было делом нереальным.

После остановки нас вытащили из кузова и повели через двор какого-то склада, обнесенный высоким забором и заполненный разномастными автомобилями. Рядом парковали «скорую».

Слева располагалась высокая арка со шлагбаумом, через которую мы, предположительно, и попали сюда. Впереди – широкое здание с зоной разгрузки для грузовиков, длинная платформа с резиновым отбойником на высоту пола фуры с высоким навесом над ней, множество роллетных ворот во всю ширину стены, одни из которых были открыты. Нас провели по лестнице у края платформы и через ворота внутрь здания. Большие окна, располагавшиеся почти под потолком, давали достаточно света, чтобы разглядеть помещение, разве что в глубине, где рядами стояли высокие, метров по десять стеллажи, царила полутьма. Перед нами, прямо посреди широкой площадки на расчищенном от паллет и погрузчиков месте стояла армейская палатка, среднего размера, метра четыре на шесть где-то. Рядом тихонько тарахтел портативный дизельный генератор.

Проведя через тамбур, конвоиры усадили нас на садовые пластиковые стулья у правой от входа стены палатки, снова вручили Тохе блокнот с ручкой, потребовав продолжить рисовать, но теперь уже не только посты, но и примерные планы этажей. Затем они вышли, за исключением двоих, оставшихся нас охранять.

Здесь было значительно теплее, чем на улице, провод от генератора из-под полы палатки тянулся к обогревателю рядом со столом в центре, тоже литым из дешевого пластика. С противоположной от нас стороны стола пустовала пара стульев. Комбата ждем, к гадалке не ходи.

Было достаточно светло, две газовые лампы с отражателями, свисавшие с перекладины между столбами опор, позволяли, скосив глаза, наблюдать за работой Тохи. В этом не было ни малейшего смысла, его рисунки не несли для меня никакой пользы, но я изо всех сил пытался отвлечься, думать о возможном вызволении себя из этого дерьма было еще более бесперспективно, а иллюзии насчет присутствия даже ничтожной доли контроля над ситуацией не возникало.

Если человеку, печально ожидающему отрубания руки, сообщить, что ему вместо этого отрубят палец – он будет счастлив. Если человеку, катящемуся вниз с горки в аквапарке, на полпути объявить, что в бассейне нет воды – остаток веселого заезда он проведет в панике. Меняется ли при этом объективное положение вещей? Не имеет значения.

Важен лишь вектор, субъективное ощущение тенденции, движение вверх или движение вниз. И в эту секунду я чувствовал себя брошенным в море человеком с гирей, привязанной к ногам.

Прошло меньше суток с того момента, как мы оказались в плену, но я уже был на грани срыва. Планы на будущее, стремление вернуться домой, ненависть к захватчикам, все поглотило ощущение пребывания в текущем моменте и обвивший тело, как колючей проволокой, страх. В каждом звуке слышался щелчок предохранителя, в каждом движении охранников виделся направляемый на меня ствол автомата, каждая секунда, каждая ебаная секунда казалась последней. На шее будто затягивалась петля, когда выдыхаешь, и уже не можешь снова вдохнуть…

В глазах начало темнеть, сердце ухало набатным барабаном, каждый удар гулким эхом отдавался по всей груди, я часто дышал, но не мог надышаться, легкие словно прекратили выполнять свою основную функцию, бесполезно гоняя туда-сюда воздух.

Паника. Блядь, сейчас отключусь.

Я сильно прикусил язык. Боль, появившись где-то на периферии сознания, спустя несколько долгих секунд вспыхнула ярким пятном в мозгу, возвращая в реальность. Темнота, в которую я почти провалился, нехотя отступила, оставив на лбу под шапкой холодный пот и покалывания в пальцах от гипервентиляции.

Это уже второй раз за день. Первый случился на выезде из больницы, только тогда оборвалось в самом начале этой трясучки, на нас напали. Тут до меня вдруг дошло, как чувствовал себя Муха в позапрошлую ночь на складе. В таком же состоянии ведь, как я сейчас, просто нервная система у него была слабее, поэтому и накрыло по полной в ситуации, когда я был спокоен как удав. Но если я иду по той же тропинке, сколько еще шагов мне осталось до того, чтобы быть готовым броситься в объятия голодному крокодилу?