Алексей Шаханов - Привилегия выживания. Часть 1

В палатку вошел Комбат в сопровождении еще двоих бойцов, остановившихся у входа, и направился к Тохе. Автоматчики по углам сделали пару шагов вперед, чтобы командир не перекрывал им линию стрельбы, и взяли нас на прицел.

Тоха продолжал чертить, усердно, усиленно не обращая внимания на происходящее вокруг. Комбат наблюдал за работой Тохи почти полминуты.

– Достаточно, – сказал он, наконец, и протянул руку за блокнотом.

– Нет-нет, я еще не закончил, – ответил Тоха быстро, прижав блокнот к груди, – надо еще маршруты, номера комнат подписать, что где…

– В этом нет необходимости, – сказал Комбат.

– Есть необходимость. Вы сами не разберетесь, – Тоха поднял, наконец, глаза на Комбата и осекся под его взглядом.

– Разберемся.

Тоха пытался, изо всех сил пытался оказаться полезным. Он мысленно мучительно метался в поисках пути к спасению и не находил его. Отчаяния в его голосе становилось все больше, каждая фраза давалась ему через силу.

– С-слушайте, я могу провести в здание, чтобы никто не заметил, – после паузы, все еще прижимая к груди блокнот, проговорил Тоха, – я знаю, куда перенесли запасы и оружие, без меня не найдете.

– Найдем.

Мне казалось, что Комбат уже давно мог бы дать команду автоматчикам за спиной и поднять блокнот с трупа. Вместо этого он продолжал заниматься планомерным уничтожением любых попыток договориться, даже руку не убирал ради пущего эффекта. Зачем весь этот спектакль?

– Пожалуйста… Не убивайте… Все, что скажете… Пожалуйста…

Сломался. Голос дрожит, слезы катятся по щекам, он уже не надеется выторговать свою жизнь. Снова накатил легкий приступ злорадства. Конечно, я хотел отомстить. Хотел бы сам стоять над ним с автоматом, заставить его почувствовать все то, что чувствовал я. Но хотел ли при этом его смерти? Даже не так, смог бы выстрелить? Тогда, на КПП, несмотря ни на что я чувствовал себя на правой стороне. Боролся с терроризмом, спасал заложника-врача, четко следовал букве устава. Без тени сомнений, почти без сожалений, застрелил отца годовалой дочери, загнанного в угол жизнью, но не имевшего по инструкции права на оправдание. Положа руку на сердце, согласно моему внутреннему моральному компасу, Тоха гораздо больше заслуживал смерти.

Вот он сейчас передо мной, тварь, чуть не убившая меня без какой-либо серьезной причины или даже повода, но беспомощный и раздавленный, умоляющий о пощаде. И как бы я ни хотел заставить себя не испытывать ничего, кроме презрения и ненависти, где-то глубоко внутри мне было его жаль. Не мог я ничего с собой поделать, как не смог бы нажать на спуск, будь оружие у меня. Потому что в такой ситуации никто не освободит от груза отнятой жизни, никакая инструкция не оправдает чужую кровь на руках.

После короткой команды бойцы у входа подскочили к вяло сопротивляющемуся Тохе, выкрутили ему руки и поволокли наружу.

Комбат проводил их взглядом, подобрал с пола блокнот и ручку, спрятал в кармане куртки и уселся за стол, положив на столешницу руки и сцепив пальцы в замок.

– Ты, – он коротко кивнул в моем направлении, – место, куда вы ехали, реальное или со страху придуманное?

– Реальное, – ответил я.

– Что там находится? – спросил Комбат.

Тут вдруг вмешался Смоукер. Это было вдвойне неожиданно, потому что он с момента нашего пленения разве что сигареты просил по собственной инициативе, я уже начал думать, что ответственность за наши дальнейшие судьбы полностью возложена на меня одного.

– Товарищ подполковник, может вы нам руки освободите сначала, а то это допрос какой-то получается, – сказал он.

Нагло, очень нагло. Почему? Смоукер решил, что ставки слишком высоки, чтобы продолжать осторожничать? Чего он только добьется своим выпадом? И почему подполковник-то? Само слово «комбат», конечно, как бы намекает, но не в его же возрасте, во всяком случае, не в таком боевом подразделении…

– Это и есть допрос, – Комбат даже бровью не повел, но и не осадил, что в принципе уже было хорошим знаком.

– Мы не убийцы и не террористы. На каком основании допрос? – продолжал гнуть свое Смоукер.

– Являетесь ли вы действующими военнослужащими?

– Да, и что?

– Тогда не да, а «так точно», товарищ младший сержант, это во-первых. А во-вторых, вы подозреваетесь в самовольном оставлении места несения службы и хищении оружия. От ваших дальнейших ответов во многом зависит ваш статус, – на последнем слове Комбат красноречиво расцепил пальцы и развел ладони в стороны, оставив сведенными запястья.

То есть со статусом вопрос пока? Надо отдать должное Смоукеру, на этот раз он быстрее разобрался в ситуации. Комбат был из той странной породы «законников», которые в армии встречаются еще реже, чем на гражданке, уж слишком расходятся уставы, написанные разве что для бесстрашных защитников Отечества с агитационных плакатов, с реальной армейской жизнью. Правда, здесь тоже есть нюанс, его трактовка законов и уставов позволила за час порешить шесть человек без суда, следствия и почти без доказательств, так что о требовании адвоката или военного суда можно было забыть.

– Повторяю вопрос, – тон у Комбата не менялся абсолютно, – что там находится?

– Склад боеприпасов, – ответил Смоукер.

– Вы оба несли там службу?

– Так точно.

– Что произошло?

Пока я взвешивал, что стоит говорить, а что – нет, Смоукер начал рассказывать. Он достаточно подробно описал события последних двух дней, за исключением конкретных деталей захвата сестер и рейда по чужому дачному дому с последующим угоном машины. Это правильно, обвинения в дезертирстве и халатности нам и так будет выше крыши.

Комбат внимательно слушал, изредка еле заметно кивая. Как только история дошла до больницы, он прервал Смоукера.

– Достаточно, как вас взяли, мне неинтересно, ваш никакущий уровень подготовки и так понятен.

– Разрешите уточнить, почему? – Смоукера совершенно не к месту комментарий Комбата задел за живое.

– Потому что военнослужащий, а уж тем более разведчик, должен, даже находясь в полном окружении, – с этими словами Комбат поднял вверх указательный палец, подчеркивая важность произносимого, – оказать решительное сопротивление противнику, чтобы не попасть в плен. А вы, напротив, решительно в него сдались. Соответственно…

– А что мы, по-вашему, должны были сделать? – не выдержал Смоукер.

– Еще раз ты меня прервешь, товарищ младший сержант, и я лишу тебя возможности высказывать свое мнение вслух.

Смоукер как в стену с разбега головой влетел. Он заткнулся, конечно, понимал, что Комбат слов на ветер не бросает, но мучительно боролся с кипевшим в нем желанием выразить свое негодование. Комбат помолчал немного, наблюдая за внутренними терзаниями Смоукера, после чего продолжил.