Михаил Тихонов - Тропой змея

Дальше уже бежать не нужно было, ждала полоса препятствий, организованная здесь же под прикрытием пулеметов и бронемашин. Только вместо оборудованной трассы были использованы старые окопы и блиндажи, чуть подправленные свежесрубленными жердями, а вместо штурма здания был спуск со склона горы, отвесно обрывающегося прямо у заставы. На вершине была организованна огневая точка с АГСами. Вот от этой позиции и предполагалось спускаться, на всем протяжении спуска были заложены взрыв-пакеты. Поэтому складывалось ощущение, что путь проходит под реальным обстрелом, что весьма способствовало ускоренному выполнению данной задачи.

Ну и завершалась сдача рукопашным поединком. За неимением на заставе инструкторов-спецназовцев, поединок проводился с бойцами стоящего здесь же отряда ОМОНа. На бой Виктор вышел, можно сказать, на последнем издыхании. Сил не было даже стоять, что уж говорить про победу над матерыми спецами. Первые две минуты боя Витя больше напоминал боксерскую грушу, сколько раз оказывался на земле неизвестно, но раз за разом поднимался и вновь шел в атаку, пытаясь достать хоть одного противника.

К середине отведенного времени у Виктора внезапно проявилось то странное состояние, которое он позже обозвал метроном. Стук - уход перекатом в сторону, уклоняясь от удара ногой в корпус. Стук — не вставая с земли подсечка ногой ближайшего из омоновцев, не ожидавший этого боец падает и тут же получает еще один удар в голову. Прапорщик, выступающий в роли судьи, тут же подходит к нему и начинает отсчет до десяти. Это Виктор видит боковым зрением, но отвлекаться некогда. Осталось еще двое. Стук — прыжком встать на ноги. Стук — двое оставшихся не поняли, что произошло. Они пытаются зайти с двух сторон. Прыжок и удар двумя ногами в грудь омоновца, подходящего справа. Тот от удара переступает назад и, видимо, обо что-то споткнувшись, выпадает из круга, ограничившего площадку для спарринга. Остался один. Но этот так легко не попадется, видно сразу, опытный боец. Двое попали под раздачу от неожиданности. А вот последний, оказавшись один на один, резко подобрался, движения стали текучими. В атаку он не бросался, медленно обходил по кругу, выжидая удобного момента. Виктор понимал, долго он в состоянии ускоренного восприятия не продержится, чувствовал, как возвращается боль, до того поутихшая. Времени не оставалось, поэтому, уже попрощавшись с шевроном, но мысли сдаться даже не возникло, ринулся в ближний бой. Дальше была «рубка». Сила на силу, удар на удар. Виктору повезло. Противник открылся на мгновение, но этого хватило, для одного удара снизу в челюсть. Омоновец упал. Бег стоял на ногах, и даже не осознавал, что сдал, глаза заливала кровь из разрубленной брови, его качало, но он стоял. Ровно столько, сколько понадобилось прапорщику времени подойти к нему, констатировать нокаут у омоновца и вскинуть вверх руку победителя. Виктор так и упал без сознания с поднятой вверх рукой.

Помнится, тогда только пятеро из двадцати получили право на ношение шеврона — рука, сжимающая автомат на фоне звезды. Сами шевроны нам вручал прапорщик Крамаренко перед строем на заставе, в одном строю стояли бойцы нашего взвода и ОМОНа. У солдата радостей немного, особенно на войне, поэтому вручение стало знаковым событием. Я был очень горд, что смог, заслужил. Потом была сдача на право ношения берета, но уже таких эмоций не было. Тогда это была победа над собой, а сдача на берет — привычная работа. Все-таки за спиной к тому моменту был не один год службы в спецназе. Эх, хорошее время было. Молодость.

Из воспоминаний меня вывел сигнал вызова по нейросети.

Хватит ностальгировать, вызывал Ларс, а он по пустякам тревожить бы не стал. Даю команду на соединение.

— Вик, с зондов, раскиданных в системе, поступают данные о формировании нескольких воронок гиперперехода. Давай внутрь. Похоже, орлы Урсона все-таки добрались. Но могут быть и не они. — Ларс сразу перешел к делу. Он знал о моей мелкой слабости — люблю побыть наедине со звездами, но сейчас действительно стоит находиться в рубке.

— Хорошо. Сейчас буду. — Ответив, я отключился и, еще раз кинув взгляд на наливающуюся красным цветом пылевую туманность, направился в сторону шлюза.

Капитан Джеф Мирт с тоской смотрел в потолок, лежа на верхнем ярусе двухэтажной кровати. Крейсере, который принял их бот при эвакуации с планеты, был переполнен, помимо штатного экипажа здесь же был почти батальон пехоты. На такое количество людей корабль просто не был рассчитан. Свободных кают не было. Ютились по четыре человека. Джефу с тремя офицерами планетарных войск, еще можно сказать повезло, им досталась каюта. Большинство же бойцов расположились в технических помещениях. Без нормальных удобств. Корабельные техники оборудовали простые лежанки, чтобы люди хотя бы не на полу спали. Вот и весь уют. Месяц, именно столько они летят неизвестно куда. Тогда на планете, выйдя к месту, где стоял его батальон, они обнаружили лишь большую оплавленную воронку от попадания явно чего-то крупнокалиберного. Потом была передача по открытой волне о срочной эвакуации с планеты и сообщение о том, что в систему вошли корабли Ордена Хранителей Аратана. Точкой эвакуации для его взвода был корпусной космодром, триста километров на север от нынешнего местоположения. Они тогда кое-как успели. Можно сказать, вскочили на подножку отходящего поезда. Места на транспортах уже закончились, и их бот был направлен на средний крейсер-конвойник. Потом был прорыв, уже находясь на борту Джеф узнал, что из корпуса эвакуироваться смогло меньше половины, остальные попали под удар штурмовиков Ордена. Тогда в нем разгорелась ненависть, за погибших друзей, за всех знакомых, он готов рвать орденцев голыми руками. Вот уже месяц они прорываются по тылам аграфов к известной только командирам кораблей точке сбора флота. По слухам их там должны ждать, но вот кто неизвестно. За этот месяц потери увеличились. На всех раненых не хватило медкапсул, аграфы не один раз пытались взять крейсер на абордаж. Корабль был поврежден. На память о рейде по Галантэ у Джефа имеется ожог на половину лица. Ненависть, ненависть и безысходность. Вот те чувства, которые остались у капитана Мирта. Надежда умерла. Вряд ли они смогут добраться до места встречи.

Перед крайним прыжком в корабль попал снаряд крупнокалиберного туннельника. Знакомый техник по секрету рассказал — поврежден силовой каркас, то, что корабль смог уйти в гиперпрыжок и не развалиться, уже чудо. Такие повреждения ремонтируются только в условиях верфи. Если в следующей системе не будет других кораблей флота, то им всем конец, крейсер дальше лететь не сможет. Останется два варинта, медленно умирать на обездвиженном крейсере или быть уничтоженными аграфами, которые рано или поздно, но найдут беглецов. Несмотря на тяжелейшее положение паники на борту не было. Здесь все-таки собрались военные. А любой профессиональный солдат фаталист по определению. Джеф смотрел в потолок и предавался меланхолии. Внезапно ожили динамики системы внутреннего оповещения, архаизм, но военные люди консервативные, поэтому такая система существовала на каждом боевом корабле.