Александр Лидин - Ключ от всех миров [оптимизирована обложка]

– А этот мент-вампир? Зачем он нам? То, что мы собираемся провернуть, мало стыкуется с уголовным кодексом.

– Мы обратились за помощью. Нам ее предоставили, а теперь нам остается уповать лишь на волю Всевышнего, то бишь этого самого Зеленого Лика. Ведь как бог он должен знать не только о том, что было, но и о том, что будет.

– Тогда не проще ли ему было сказать, что случилось с судьейи чем все закончится.

– Не проще. Бог – это не нянька, которая должна следить за тобой, подтирая тебе зад. Бог, я имею в виду, конечно, не христианскую символику, а обобщенное понятие, – это некое высшее существо, которое является одновременно и неким символом моральной чистоты, и указующим перстом, и строгим судьей. Как говорится, един в трех ипостасях.

– Что-то я не очень тебя понимаю, – проворчал я, усаживаясь рядом с Викторианом. Иваныч и Тогот сели рядом с Алексом, напротив меня. – Кстати, а что, нельзя было нарисовать очередную пентаграмму, и бжик…

– Можно, – согласился Тогот, – но, во-первых, мы нарушили бы магическую настройку Бездны, колданув неподалеку, а во-вторых… Это же своего рода паломничество. А паломничество – путь страдания и просветления…

– Ага, вот мы сейчас поедем страдать на этой электрической дрезине.

– Все когда-либо вырождается, особенно под воздействием человека. Думаю, лет сто назад никакой тут дрезины не было, и паломники возвращались назад во тьме по бескрайним подземным коридорам. Брели, подсвечивая себе путь факелами, а когда те гасли, пробирались впотьмах, вслепую… Многие, кто, по мнению Бога, не достиг духовных высот, гибли…

– Классно… Прямо как Моисей, который сорок лет народ водил по пустыне и нашел единственное место на Ближнем Востоке, где нет нефти.

– Ты извращаешь реальность, – фыркнул Тогот. – Моисей за считанные дни мог привести свой народ на то место, которое Господь наметил иудеям. Почему там не было нефти, это следующий вопрос. Но… Нужно было, чтобы в пути сменились поколения, и, на фоне перенесенных страданий во время странствий по пустыне, новый дом показался скитальцам Раем земным.

– Ну и сука этот… – но договорить мне Тогот не дал.

– Ты не имеешь права судить. Ты не знаешь всего, не знаешь ни причин, ни следствий, а видишь проблему только с одной, своей стороны и судишь о случившемся согласно своему однобокому воспитанию, которое, увы, тебе дали.

– Мог бы подсуетиться…

Викториан завел мотор, и дрезина медленно покатила по рельсам, постепенно набирая ход. Мимо проносились факелы, установленные в проржавелых зажимах на стенах. А потом и они исчезли, и единственным источником света остались факелы на дрезине. Теперь она летела с приличной скоростью, стены исчезли, и, казалось, мы летим в пустоте и во тьме в никуда. Затхлый воздух подземелья бил в лицо, и я пожалел, что не сел рядом с Алексом. Завораживающие и в то же время ужасные ощущения.

– Так вот, заканчивая наш разговор о Боге, хочу сказать, что ему важен не только результат, которого он может добиться в один миг, но и процесс.

– Да, чтобы мы немного пострадали.

– Чтобы мы добились того, что заслуживаем, сами. Пройдя долгий тернистый путь, мы станем совершеннее.

– Но ведь результат можно получить сразу… Может, ты и прав. Но символ моральной чистоты? Предположим, в отношении Христа это работает, но Зеленый Лик! Это же языческий бог, практически демон, рассматривающий большую часть человечества как стадо, достойное разве того, чтобы быть поданым к столу.

– Ты забываешь о том, что существуют разные морали, разные точки зрения, потому и Бог, с одной стороны, един, а с другой стороны – разный. Возьми обычные земные религии. Все они в принципе проповедуют одно и то же с поправкой на условия жизни людей в той или иной области… Зеленый Лик и другие Древние проповедуют совершенно иное, но для иной паствы. Однако если мы примем их точку зрения, посмотрим на мир их глазами, то, в принципе, получим то же самое.

– Ерунда! – взвился я. – Древние проповедуют убийство. Они не ценят жизнь человека.

– Ты не прав! Они ценят жизни посвященных, людей, наделенных частицей Искусства. Остальные же люди для них ничуть не лучше зверей. Но разве Бог, тот же Христос, наказывает человека за то, что он на Рождество режет свинью – самое умное после человека животное?

– То, что ты говоришь, настоящий фашизм, – возразил я демону. – Нацизм! Расизм!

– Вовсе нет. Это – реальность. Возьмем маньяка-убийцу. Для общества людей – он ненормальный, извращенец, урод и подлежит или уничтожению, или пожизненному заключению. Теперь сменим декорацию. Возьмем мир, где процветает каннибализм, та же Полинезия в начале девятнадцатого века. Те, кто не ест людей, – уроды, извращенцы. Они никогда не станут сильными, потому что не съели ноги быстрого бегуна, никогда не станут храбрыми…

– Но это дикие племена, – попытался возразить я.

– Ерунда! Представители евро-американской цивилизации называют их дикими, потому что туземцы не изобрели колесо, паровой двигатель и не верили в Христа. Или вот возьми латиноамериканских индейцев – рабство, каннибализм. Их уничтожили, считая дикарями, только потому, что они не изобрели порох. А ведь испанцы убивали их не из-за того, что индейцы жрали друг друга и вырывали у рабов сердца на алтарях зиккуратов, а из-за золота. Всего лишь… А в переложении на нашу многострадальную страну, я скажу тебе, произошло примерно то же самое.

– То есть?! – не понял я.

– Ну, существуют законы и общественная мораль. Согласно законам людей, брать взятки нельзя, но общественная мораль за взяточников. Согласно законам, нельзя воровать, но в глазах людей, если ты удачно что-то спер, особенно у государства или олигарха, ты – герой. «Мораль Халявы» – я бы назвал это именно так. А ведь некоторые в шутку предлагают брать госналог со взяток. Еще пара шагов, два-три поколения выросшие в этом «стабильном курсе», и взятки в самом деле узаконят. А потом недалеко и до каннибализма докатиться. В девятнадцатом веке гомосексуализм осуждали, теперь этим гордятся, и кое-где уже разрешили однополые браки… Меняется мир, меняется мораль. И все это прикрыто ужасным словом «толерантность».

Я оставил последнее слово за Тоготом. Не стал с ним спорить. Слишком грустно было то, о чем он говорил. На самом деле мир казался мне много лучше и светлее. Я вспомнил чудесный «мир баунти»: прозрачные волны, белый песок, пальмы, склонившие головы над полосой тихо шелестящего прибоя. Такой пейзаж вгонял меня в тоску и успокаивал…

А дрезина тем временем начала притормаживать, и вскоре мы остановились возле платформы – точной копии той, откуда уехали. Только тут не было никакого каменного туннеля и дороги дальше не было – туннель заканчивался. Рельсы вели в тупик. Полный недоумения, я приподнялся и только тогда увидел вырезанную в полу платформы транспортную пентаграмму. Следом за мной поднялся Викториан, а потом Тогот с Иванычем.