Дмитрий Самохин - Цепные псы Россы [litres]

Первым в гостиной появился Аркел Арм, взъерошенный, испуганный. Он не стал тратить время на вежливость и сразу же перешел в атаку:

– Что случилось?! Что ты видел?!

– Я ничего не видел. Лишь почувствовал…

Борис в подробностях описал свои ощущения. Как мог рассказал о чужаке, стремящемся посеять среди них панику. Описание, похоже, получилось узнаваемым, Аркел Арм схватился за голову и рухнул в кресло. Таким его и увидели остальные гореваны, вошедшие в гостиную.

– Может, кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? – осторожно осведомился Двуликий, не решивший, так ли он хочет услышать дурные новости.

– Наше убежище вычислили, – через силу выговорил Аркел Арм. – К нам едет Цепной Пес. И, я бы сказал, не едет, а несется со всех ног.

Гореваны все как один посерели. Подурнело даже Магистру. Он вспомнил поляну на окраине леса, корчившегося от боли Кейфера Дру и поворотившего оружие против братьев Тауса Мыу. Он вспомнил Дизеля…

– Уезжаем! Немедленно!! – прорычал Кейфер Дру.

– Боюсь, мы можем просто не успеть. Скорее всего, наш домик окружен. И снаружи ждут летианские полицаи, а мы к ним голенькими в руки-то и выпрыгнем, – возразил Аркел Арм. – А Цепной Пес им для устрашения нужен. Сами боятся сунуться.

– И что ты предлагаешь? Дожидаться Пса и самим друг друга вязать по его команде?! – зло огрызнулся Кейфер.

– Все лучше, чем ритуальное самоубийство… – мрачно заметил Двуликий.

Но на его слова никто не обратил внимания.

– Бросать все – жалко! Я ведь здесь уже четыре года. Оброс вещами и привязанностями. К тому же, что с прислугой делать? Ту же Мавию, разве я брошу. Они же всех, кого найдут в доме, в лишенцы законопатят, если хозяин сбежит, – обреченно посмотрел на Кейфера Аркел Арм.

Борис на секунду взглянул на него новым зрением и понял, что тот не покривил душой. Он и впрямь не хотел бросать работавших на него людей. Хоть они и летиане, но он чувствовал ответственность за них и не мог отступить. Понимая, на что идет, Аркел Арм сказал:

– Я остаюсь. Вы уходите. Кейфер, ты должен помнить «последнюю дорогу», однажды мы ей уже пользовались.

– Ты с ума сошел, Аркел! Они вывернут тебя наизнанку! – затараторил Двуликий, захлебываясь от возмущения. Он не понимал, как его друг, гореван, мог рисковать своей жизнью ради каких-то летиан.

Кейфер Дру молчал. Он понимал, что отговорить Аркела невозможно.

– Я остаюсь! Я решил, – твердо повторил Аркел Арм.

– Хорошо, – кивнул Кейфер Дру. – Тогда мы уходим прямо сейчас. Я помню тот путь.

– Поторопитесь! Если они вас тут не застанут, может, мне и удастся их убедить, что они ошиблись.

Аркел не верил сам себе.

– Да, еще. Антенну им нельзя выдавать. Уходя, запусти консервацию подвального этажа.

Кейфер Дру кивнул и первым вышел из гостиной. Остальные гореваны потянулись за ним.

Последним уходил Магистр с дочерью. Он не знал, зачем так поступает, и открыл себя навстречу Аркелу Арму. Он пытался запомнить его таким, человека, вернувшего ему дочь. Он ожидал увидеть отчаянье, страх, но почувствовал лишь спокойствие и решимость. Аркел Арм готовился к последней игре с летианами. Его пугал лишь Цепной Пес, но заставить его отступить не мог даже он.

Аркел Арм поднял голову и посмотрел на Таню. Он взял ее за руку и крепко пожал.

– Я счастлив, что познакомился с вами!

Аркел Арм поднялся и вышел из гостиной, не оглядываясь.

Борис и Таня бросились догонять готовившихся к отступлению гореванов.

Выход из барака никем не охранялся, но на это требовалось разрешения бугра. Без него пойманного снаружи горевана ждала страшная участь. Добиться же разрешения бугра было практически невозможно. Начнутся вопросы, расспросы, куда, к кому, зачем, это повлечет за собой волну подозрительности, а потом донос, и снова посадят, как морковку, в каменный электрический мешок. Четвертой ходки Горец боялся не выдержать. В последний раз он просидел три дня, но и этого ему показалось выше головы, к тому же все три дня шел проливной дождь, поэтому поляну с каменными мешками окутывал густой пар, и она жутко воняла горелой проводкой. Из-за этой вони и пара Никита рассопливился, раскашлялся, у него постоянно болела голова и отказывался работать «разгонник».

Никита готов был рискнуть жизнью и нелегально пройти по территории резервации. Даже если его поймают, живым он не дастся и умрет с уверенностью, что сделал все, чтобы выбраться из этого пекла. Только прежде, чем посмотреть в глаза дракону, надо выведать, где у него глаза находятся. А сослепу тыркаться во все дырки в поисках единственно верной двери – обрекать себя на нелепую, глупую смерть.

Обо всем этом размышлял Никита, когда его полуживого перетащили из каменного мешка в барак. Парня бросили на нары и забыли о его существовании. Надсмотрщики тут же ушли, Бодало сегодня вечером устраивал товарищескую попойку с картами и женщинами, остальным гореванам было не до освобожденного узника. Так и лежал Никита один на нарах, смотрел на входную дверь, собранную из грубых неошкуренных досок, и размышлял о побеге.

Он и не заметил, как к нему подсел молчаливый, погруженный в себя гореван с заштопанными руками, бывший узник каменного мешка. От него пахло грязью, потом и слабо уловимым цветочным ароматом.

Стежок, как прозвал его про себя Горец, сидел молча и смотрел на него. Его взгляд был наполнен печалью и мудростью, словно глаза отелившейся коровы, ведомой на убой. И, смотря на него, Никита понял, что ему нужно для побега в первую очередь.

Ему нужны соратники, готовые рискнуть жизнью ради свободы. Только вот какой странный парадокс, гореваны на воле готовы были на все, чтобы сохранить свободу, оказавшись же в неволе, теряли вкус к жизни, становились покорной, смирной скотиной, готовой выполнить любую команду хозяина. И как среди овец найти волка? Как в толпе забитых, измученных, измордованных тяжелой непосильной работой людей найти соратника, готового телом лечь на амбразуру пулемета, чтобы спасти товарищей и подарить им свободу.

Никита чувствовал себя запертым в камере, обшитой пружинящими резиновыми подушками, даже потолок и пол состояли из резины. Как бы он ни бегал по камере и ни кидался на стены, подушки пружинили и отталкивали его. И вскоре Никите начало мерещиться, что он летает, как шарик для пинг-понга между ракетками выдающихся мастеров, и ему никогда в жизни больше не остановиться, пока не треснет, не лопнет от усталости и не умрет на нарах в бараке.

Все бессмысленно и бесполезно. Где он найдет соратников, помощников? Откуда здесь им взяться? От отчаянья хотелось завыть и начать биться головой об стену. Никита закусил губу до крови и посмотрел на неподвижно смотрящего на него Стежка.