Денис Шабалов - Без права на ошибку

А вот призрака в зеркале не было.

Данил попытался оторвать взгляд – не смог. Попытался закрыть глаза – бесполезно. Ему оставалось только пялиться в зеркало. Монстр дергался, мелко дрожал, словно его било током, но сам Добрынин никаких толчков и конвульсий не чувствовал. Чувствовал только, что воздух, ушедший в вопль, закончился, но вдохнуть снова он не может. Он начинал задыхаться.

Больше он не ощущал ничего. Ни рук, ни ног, ни тела. Только правую кисть на пистолетке, горящие от недостатка кислорода легкие, глаза, буквально испепеляемые проклятой газовой горелкой, и напряженные до отказа мышцы брюшины. Чудовище в зеркале уже не орало – хрипело сведенными до предела легкими. Клочья пены на губах, пепельно-серое лицо… Не лицо – морда! Жуткая, оскаленная! Оно тряслось, сведенное судорогами, словно эпилептик, билось в конвульсиях… Оно задыхалось.

И тогда он сделал, пожалуй, единственное, что еще мог. Резко согнувшись, чувствуя как сокращаются и без того наряженные до отказа мышцы пресса, он бросил верхнюю часть тела вниз и что было сил ударил себя в лицо правой рукой, закованной в бронированную боевую рукавицу. Тьма вспыхнула, расцвеченная миллиардами ярко-красных искр, перед глазами поплыли разноцветные круги и он на несколько мгновений ослеп. Боль была такая, будто губы размозжило в лепешку, а нос вбило прямо внутрь черепа. Но зато он наконец-то смог вздохнуть! Вздохнуть до отказа, полной грудью…

– А-а-а! А-а-а! А-а-а-а-а-а!.. – он орал – и не мог остановиться.

Ещё удар, ещё и ещё… Он долбил, визжа как полоумный, плюща лицо – но теперь он мог дышать! Трудно, с хрипом, с какими-то противным хлюпаньем в грудной клетке, будто там что-то оборвалось или прохудилось – но мог.

После четвертого или пятого удара к нему снова вернулось тело. Сложившись на пол, как тряпичная кукла, словно в организме не осталось ни единой целой косточки, и с тошнотворным хрустом приложившись затылком о бетон, он на какое-то время потерял сознание. А когда очнулся – вокруг уже хлопотала Юка. Он еще сумел, чувствуя жуткую боль в мышцах шеи, повернуть голову и посмотреть в центр зала – а потом, медленно закрыв глаза, начал уплывать куда-то вниз, в разверзнувшуюся под ним тьму.

Там, в центре зала… В центре зала было пусто.

Неделю он восстанавливался. Все тело ломило так, будто его очень долго и упорно плющили между молотом и наковальней. Первые три дня он даже самостоятельно двинуться не мог, во всем ему помогала Юка. И это не говоря уже о разбитой в котлету физиономии с расплющенными в оладушки губами и сломанным носом. Но что нос… Нос своему любимому мужчине, заботясь о его внешности, вправила Юка, а губы вошли в норму через полторы недели.

В период этого вынужденного пребывания в убежище они довольно много узнали о нем. Автоматика в ожидании людей все эти десять лет продолжала жить своей жизнью – гул и вибрация, которую почувствовали они в бревенчатом переходе. Фильтрационные системы, работая в режиме ожидания на десятую часть своих мощностей, могли продержаться очень долгое время. Единственное, что требовалось – время от времени проводить регенерацию фильтров грубой очистки, включая вентиляторы на обратную тягу, выдувая все то, что набирали они за период времени между чистками и выпуская чистящий реагент. Дыра в бревенчатом проходе – окно системы отведения. Строители вывели один из ходов в древний коридор, посчитав, что никакого вреда от этого не будет. В принципе, так оно и было, ведь коридор давно уже был недоступен.

Но главное было в другом.

Юка провела целое исследование – кофр, медотсек с лабораторией и склады, на которых отыскались необходимые реактивы, позволили ей это сделать. Реагент из систем очистки, смешиваясь с хинуклидилбензилатом и прочими жуткими веществами, осевшими на окрестный лес после взрыва Леонидовки, и образовывал тот самый белый туман, которому нипочем были фильтры противогазов. При этом действовал он постепенно, мягко забирая под контроль центральную нервную систему и мозг.

Би-Зет – психотропное боевое отравляющее вещество. Признаки поражения – сухость во рту, расширение зрачков, ослабление внимания и памяти, галлюцинации. Да такие, что пораженный полностью теряет контакт с реальностью. Кроме того, развивается и негативизм – желание постоянно спорить и делать противоположное. Когда Юка предложила ему таблетку, Добрынин уже успел глотнуть какое-то количество вещества, прошедшего сквозь фильтры. Глотнула его и Юка, но почти сразу нейтрализовала препаратом, имевшимся в аптечке. А вот Данил уже тогда был под влиянием. И потому отмел ее попытку скормить ему препарат. Когда он сидел за документацией – в организме уже вовсю шел процесс отравления. Отсюда же и туман перед глазами и, конечно, все последующее.

Юка говорила, что мышцы человека – невероятно мощный материал. Если стимуляция будет достаточной – гиперстимуляция – то мышца, сократившись, может сломать свою собственную кость, выломать сустав, оторвать сухожилие. В обычном режиме тело человека не может развить такую мощь, но не в режиме гиперстимуляции. Вещество, получающееся от смеси Би-Зет и реагента, как раз и было таким стимулятором.

Если бы вместо Добрынина под воздействие попал другой человек, его сломало бы очень быстро. Но организм сталкера, благодаря своим физическим возможностям, мог какое-то время справляться – тренированные мышцы, кости, связки держали даже такое, чрезмерное напряжение. Однако в конце концов сдался бы и он. И лишь Юка, подоспев вовремя, смогла понять причину и успела оказать помощь. Все дело было в одной маленькой таблеточке.

Неделя – и он смог кое-как встать на ноги. Еще неделя – и он окончательно пришел в себя. И со временем лишь очередной шрам на правой брови, полученный от удара о боевую рукавицу, напоминал ему, какой дорогой ценой досталось им обретение Нового Убежища.

Осень и зима двадцать пятого – двадцать шестого сложились удачно. Пробитый проход позволял заниматься Новым Убежищем столько, сколько было необходимо, и они занимались, отдав этому осень и зиму полностью. Убежище под Заречным почти не пострадало, хотя в окрестности и вколотили порядочное количество боеголовок. Оно было пусто – удар, по всей видимости, обрушился неожиданно, и гермодвери верхнего уровня, ведущие на поверхность, так и остались запечатаны, оказавшись погребенными под развалинами завода.

Восстановление бомбоубежища, хоть оно и занимало прорву времени, все же не продвинулась еще до хоть сколь-нибудь значимого результата. Работы оказалось прорва. Что ж… Зима на то и зима, чтоб по хозяйству ковыряться. За годы простоя здесь многое пришло в негодность, и теперь Добрынину приходилось фактически осваивать множество новых профессий: вникать в электрические схемы, поправлять дизельное хозяйство, колдовать с вентиляцией и водоотведением. Это было не трудно, но очень хлопотно. Многого он просто не мог знать, однако под боком был город и его общины, и ему всегда удавалось найти человека, который знал бы тот или иной вопрос, мог посоветовать и подсказать, а то и отремонтировать какой-то узел, который приносил Добрынин. Да и просто уборка сотен квадратных метров бомбоубежища тоже непростая задача. Данил, порой, даже посмеивался – ну совсем как в старину, когда мужик должен был уметь и мечом помахать, и за плугом постоять. На все руки мастер.