Франсис Карсак - Том 5. Так скучают в Утопии

У Теллуса есть три спутника, которые называются «Феба», «Артемида» и «Селена». Солнце было наречено «Гелиосом», а его небольшой — по правде говоря, едва ли настоящая звезда — товарищ стал «Солем».

Сразу же приступив к исследованию Теллуса, люди обнаружили на нем туземную флору и фауну, а также разумный вид, находящийся на все еще примитивной стадии культуры — «ссви». Эти ссви, как и все высшие виды теллусийских животных, имеют три пары конечностей: это четвероногие, но их вертикальный торс наделен двумя руками, вследствие чего они в какой-то мере походят на «кентавров» из земной мифологии. Цвет кожи — красный, черный или желтый — разделяет их на три жестоко сражающихся между собой расы. В первые же годы своего пребывания на Теллусе люди заключили союз с некоторыми красными племенами, но вынуждены были вести ожесточенную борьбу с черными ссви — так называемыми «сслвипами».

Во время Катаклизма на Теллус перенесся лишь крошечный кусочек Земли, «Деревня», но вскоре спасшиеся оставили ее и обосновались с большим комфортом в богатом регионе с умеренным климатом. Там они основали федерацию Объединенных Государств Теллуса, состоявшую на первых порах из телуссийских Новой Франции, Новой Америки, Аргентины, Норвегии и Канады. Столицей этой федерации стал город Унион. Столицей Новой Франции является Кобальт, Новой Америки — Нью-Вашингтон. Главные реки этого региона — Дордонь, Везер и Дронна. К северу и к востоку от этой территории проживают племена красных ссви, уже вступивших на путь цивилизации. На юге обитают сслвипы. На западе простирается океан.

Естественно, люди сохранили большую часть своего культурного наследия. Они говорят на земных языках: французском, английском, норвежском, испанском. В техническом плане их цивилизация находится примерно на том же уровне, что и цивилизация Земли середины XX века по ее календарю: иными словами, полностью посвятив себя завоеванию Теллуса, имея ограниченные средства и малочисленное население, они довольствовались сохранением уже достигнутого.

Вероятно, есть смысл сказать пару слов о теллусийских единицах измерения. Для обозначения длины и массы используются старые земные единицы: метр, килограмм и их производные. Что касается обозначения времени, тот тут перед Теллусом стояла проблема, ибо длительность оборота Теллуса вокруг собственной оси составляет примерно двадцать девять земных часов. После непродолжительных колебаний люди решили разделить свой день на десять часов по сто минут, которые, в свою очередь, состоят из ста секунд каждая. Таким образом теллусийский час равен примерно трем земным часам, но теллусийская секунда отличается от земной на 4%.

Ввиду того, что на Теллусе нет времен года, ничто не мешало сохранить там старый земной год, равный трем четвертям года теллусийского. Но этот земной год, равный 365 дням по 24 часа в сутки, был урезан на два месяца (сентябрь и октябрь) и сейчас составляет на Теллусе лишь 302 земных дня по 29 часов.

А теперь, дорогой читатель, я предоставляю слово Жану Бурна.

Терг Физаль Амари, Университет Ворниса, 29-й год Спасения.

Похоже, в семействе Бурна любят писать мемуары. Мой прадед, которого звали так же, как и меня, подал пример, опубликовав, пусть и с опозданием, свои воспоминания о Катаклизме и последующих годах. Все помнят, сколь тепло публика приняла это произведение. Судя по всему, приободренные этим успехом, по его стопам пошли двое из моих дядюшек. Сам бы я никогда не встал на эту стезю, если бы меня не подтолкнули к тому многие мои друзья, некоторые из которых входят в число самых именитых наших сограждан.

Так уж вышло, что почти тридцать лет тому назад мне по воле случая довелось принимать участие, порой — самое непосредственное, в важных событиях, изменивших судьбу нашего народа, и так как, в большинстве своем, главные действующие лица той эпохи слишком заняты исполнением своих обязанностей или не могут детально рассказать об этих событиях в силу своего положения, я скромно выношу эти воспоминания на суд читателя, надеясь, что они будут представлять для него определенный интерес.

Хотелось бы верить, что мои мемуары не вызовут дипломатических бурь и не рассорят меня с теми из моих друзей, которые фигурируют на этих страницах: я описал их такими, какими видел, а видел я их такими, какими люблю. Да простят они меня, если я их чем-то обижу.

Ж. Б.

Кобальт, июнь 104 г.

То утро 14 июля я помню так, словно это было вчера. Едва рассвело, я поднялся на мостик, — мне нравится наблюдать за восходом солнца над морем. Впрочем, тут в какой-то мере присутствует и личное удовлетворение, которое я всегда испытываю при мысли о том, что мне удалось встать так рано. И потом эта свежесть, эта, столь особенная, атмосфера, это благостное затишье! И краски неба! В то утро не было ни малейшего тумана. Гелиос появился резко и внезапно. Каждая выпуклость, каждая надстройка «Любознательного» тотчас же обрела чрезмерную тень: бесчисленные выступы самых различных геометрических форм выгибались и искажались по воле волн.

Глядя на все это, я позволил себе предаться смутным мечтаниям. Мне вдруг пришло в голову, что наше судно выглядит явно неуместным в этом море. Впрочем, как это было бы и в любой другой точке Теллуса, если хорошенько подумать. Да и мне самому было здесь не место, пусть я и родился на Теллусе, и мой отец тоже, и мой дед перед ним. Ведь, в сущности, разве мы не чужаки на нашей собственной родной земле?

Затем перед глазами у меня возник образ моего прадеда, «Старика», как мы, мальчишки, называли его между собой.

Я довольно-таки хорошо его помню, сгорбленного, с все еще живыми глазами, так много повидавшего на своем веку. Подумать только: он видел Землю и Францию, старую, в каком-то роде настоящую Францию!

Ему Теллус казался еще более чужой землей. С большим или меньшим успехом ему удалось внушить эту мысль и всем своим родным и близким, в том числе и моему дяде Пьеру Бурна, долгие годы жившему вместе с нашим пращуром (дядя даже писал под диктовку Старика его мемуары). Мой дед тоже порой говорил, что чувствует себя здесь чуть ли не ссыльным. Как и мы с отцом, он, разумеется, родился в Кобальте, но мы почему-то всегда видели в нем едва ли не современника тех, кого забросило сюда в результате той невероятной катастрофы. Он знал их так близко, что во многих ситуациях даже вел себя так, как, вероятно, повели бы себя они...