Джо Фауст - Отчаянные меры. Драгоценный груз. Сущность зла

Программистка некоторое время прятала взгляд и затем вдруг храбро взглянула ему в глаза, выпалив:

— Я не хочу, чтобы вы поняли это превратно, вот и все.

— Я ничего не понимаю, в том числе и превратно, — терпеливо разъяснил ей коммерсант — и не пойму, пока вы не скажете, что происходит.

Чич скрестила руки на груди и копнула носком ботинка пол, словно стараясь стереть там невидимое пятнышко. — Я прекрасно понимаю, что между нами это неуместно. И невозможно.

Мэй едва успел удержать челюсть, чтобы она не отвалилась, и почувствовал, как покрывается гусиной кожей.

Он чуть было не переспросил: «Что неуместно и невозможно?», но вовремя остановился.

— Я имею в виду, — продолжала Чич, — что вы, конечно, в отцы мне годитесь… Хотя это тоже ничего не значит, потому что после омоложения вы физически будете мне ровесником, но… — она замахала рукой, словно пытаясь, как муху, отогнать ненужные детали, которые мешали ей сосредоточиться и высказать главное.

«Неужели я упустил момент?» — пронеслось роковое. Мэй постарался, как мог, сделать вид, что ничего не случилось — или, по крайней мере, что он ничего не понял. «Пусть лучше считает меня тупым и невосприимчивым».

— Но я хочу, чтобы вы знали, что вы мне небезразличны и я как бы это сказать: не ненавижу вас, да, так, кажется, говорят герои в этих глупых фильмах, которые моя бабушка называла мелодрамами. Так что я просто хочу, чтобы вы знали — есть человек, которому небезразлично ваше будущее, выпалила она.

— Послушай…те, Чич, — сказал Мэй, который сразу скинул два десятка, но при этом все же годился в отцы, если не в дедушки, своей юной «почти ровеснице» — все это прекрасно, но давайте не забывать…

— Пожалуйста, разрешите мне сначала закончить, — топнула она ногой. — Я знаю, что вы никак не можете себе простить того, что случилось с Герцогом и…и с арколианцем. И я не хочу совершить ту же ошибку дважды, поэтому пришла и говорю заранее и сразу. И что же я говорю? Опять забыла, рассеянная. Капитан… то есть, Джеймс, могу ли я чем-то поправить ситуацию с Герцогом и…и с арколианцем. Я все сделаю для вас, — она с готовностью посмотрела ему прямо в глаза, краснея, как тюльпан. — Вы только скажите.

Мэй почувствовал, как в груди становится тесно. Словно грудь его была бочкой и на нее набили обруч. Он прокашлялся.

— Мы продумаем, что можно сделать, но, учитывая непредсказуемую натуру нашего противника… действия, боюсь, должны быть самые решительные. Иначе может быть поздно… Понимаешь… те, Чич, вы прекрасный помощник. Здесь, на орбите Консула Пятого, вы просто незаменимы — для меня и всего экипажа. Но дело в том, что то, чем мы занимаемся, не совсем законно…

— Я же сказала — мне все равно.

— И потом, я не знаю, чем расплатиться за такие услуги…

— Мне не надо платить, капитан. Вернете в течение восемнадцати лет, если доживете. Если бы мне нужны были только деньги, я бы здесь столько не торчала, на этом корабле.

«Вот так! — промелькнуло в голове у Мэя. Значит намек получается прямой. «Мне нужны либо приключения, либо…»

Но договорить это «либо» он боялся сейчас больше всего. Это было страшнее Барриса и международного конфликта. То, что он даже боялся назвать… своим словом. Опасное чувство.

— Да, я тоже давно собирался об этом поговорить с вами, да все не было времени. Действительно, вы столько дней провели на корабле… даже не знаю, снять с вас плату, что ли, за постой, — он мило улыбнулся, давая понять, что шутит.

— Все это неважно, совсем неважно, капитан… Я делаю это только ради вас. Просто для вас, не ради денег. Потому что знаю — после того, как все кончится — а эта ситуация, как и все остальное, тоже когда-нибудь разрешится, и все останется позади, мы никогда уже больше не увидимся. Точнее, я никогда вас не увижу. Но, быть может, вы не забудете меня? Хоть краешком, я останусь в вашей памяти? И кто знает, если судьба сведет нас и в другой раз, может быть, разница в возрасте будет не настолько заметной…

«Говорит так, как будто мне сто, а ей — семьдесят» — подумал Мэй. Он натянуто улыбнулся:

— Спасибо, — произнес он. — Ваши слова дорогого стоят.

Чич смотрела на него, не отрывая глаз:

— Обещайте мне, — тихим голосом сказала она.

— Что? — почти испуганным шепотом спросил он.

— Обещайте, что попросите меня о помощи, если что-нибудь случится с вашими друзьями.

«И только-то! — чуть было не выкрикнул Мэй. А я думал, она попросит таким голосом как минимум участия в мировом заговоре».

— Я хочу, чтобы вы обещали, — заклинала она, — Я знаю, что вы готовите следующую операцию, которая будет еще опасней, и хочу быть уверена, что смогу чем-то помочь.

— Ну, если только что-нибудь компьютерное…

— Нет, — решительно перебила она. — Я много еще чего умею, кроме сборки и программирования. Обещайте, что в любом случае… я вам пригожусь.

— Ну, хорошо, — сказал Мэй, чтобы поскорее забыть об этом. Он кивнул: Обещаю вам.

Чич расцвела:

— Благодарю вас, — сказала она, и перед тем как выпорхнуть за дверь, поцеловала капитана в щеку. Миг — и ее не стало: Секунда — и она растворилась, как бабочка в ночи.

Некоторое время он не сводил с двери зачарованного взора. Затем медленно и очень осторожно поднял ладонь к лицу, где все еще горел след ее поцелуя.

«Да, прав был Мистербоб, подумал он. И почему о таких вещах мне всегда приходится узнавать последним?»

Герцог стоял на коленях, скрестив руки и опершись о стоявшее перед ним металлическое кресло.

Голос, гулявший под сводами ангара, принадлежал капеллану Станции Нарофельд, человеку с поблекшим, изможденным лицом, каким оно стало после того как корабль доставил останки пленников Беринговых Врат. Сначала решили устроить массовые похороны, но группа уцелевших пилотов, в том числе и Диксон, если заимствованная память не подводила Герцога, настаивала на отдельных похоронах для каждого. В результате капеллан вот уже третий день безостановочного марафона час за часом глядел в пустые и скорбные лица, поминая каждого безвременно ушедшего солдата.

— …и поелику, — заунывным голосом нараспев читал капеллан, — вверяем мы память о душе безвременно погибшей Лей Сукарида Бранд, нашем друге и товарище по оружию, борцу за свободу и независимость расы…

Герцог разогнулся и осмотрелся. Здесь в коридоре был и Диксон. Само собой, он присутствовал, только Герцогу на глаза не попадался, так как он стоял и молча разглядывал безмолвную толпу, кучками сгрудившуюся по разным углам ангара, с первого взгляда узнавая многих присутствующих. Когда медленный речитатив пастора смолк, толпа понемногу разрослась, храня по-прежнему мертвое молчание.

— А сейчас пятиминутный перерыв, — объявил капеллан охрипшим голосом, после которого мы почтим память майора Дениса Вира.