Джо Фауст - Отчаянные меры. Драгоценный груз. Сущность зла

— Теперь я в порядке, — сказал Мэй. — Только нужна небольшая медицинская помощь… Обезболивающее начинает отходить.

А им навстречу уже ковыляла короткая фигурка:

— Думаю, я не помешаю столь трогательному моменту встречи своим присутствием, — пропищала она.

Мэй упал на колени, заключая единственную уцелевшую руку Мистербоба в обе ладони и потряс ее — пылко, но осторожно. — Так рад видеть вас, старина! — прошептал он. — Я благодарен вам за помощь, вы столько для всех нас сделали… Без вас у нас ничего бы не получилось.

— Со своей стороны должен поблагодарить вас, — проворковал Мистербоб, поскольку вы существа, которые готовы рисковать Жизнью, чтобы невозможное стало возможным.

— Но только вы смогли все это провернуть! — настаивал Мэй. — Это же вы так искусно воспроизвели запах горящей плоти, который остановил полисменов на дороге. Это было просто великолепно, Мистербоб!

Головка арколианца склонилась набок, под углом — он рассматривал капитана одним глазом, как птица. Эти птичьи повадки были связаны с особенностями зрения арколианцев.

— Не понял, джеймсоджеймс, о чем вы говорите?

— Мистербоб был с нами, — сказал Герцог.

Вонн вступил в этот разговор, заметно съежившись при виде арколианца. Именно он сказал то главное, что было у всех на уме:

— А где же Винтерс?

— Разве он не с вами? — удивилась Роз. — Он же уехал вперед.

Мэй отрицательно покачал головой.

— Последний раз мы видели его… — произнес Герцог — Он был в… — И тут его взор остановился на черном столбе дыма, поднимающемся между стволов.

— Нет! — закричал Вонн. — Только не это! — он помчался к дороге, не отзываясь на крики остальных, пытавшихся остановить его. Душераздирающий визг, наконец, достиг его слуха, и тогда он сбавил шагу, начиная понимать, что это такое.

Это визжала Роз.

Арколианец весь трясся и прыгал в плотном кругу обступивших его со всех сторон, волоча за собой руку, словно указывая на нечто несуществующее. Он сейчас напоминал жреца на поляне, только дикари в сравнении с ним казались большими деревьями.

— Верзила, — заклинал он, попискивая, — верзила, верзила….

Наемник посмотрел вниз и увидел, что у него трясется рука. Тело моментально покрылось гусиной кожей. «Именем Пятой Зоны, — подумал он, — да ведь эта чертова штуковина разумна! Это же человек!»

Герцог хотел подойти к арколианцу, но тут же был отодвинут в сторону танцующей рукой.

— Мистербоб, — сказал он. — Пора идти! Винтерс бы тоже хотел, чтобы мы поскорей убрались отсюда! Если мы не…

Арколианец замедлил танец и, в конце концов, прекратил.

— Понимаю, — сказал он. — Это значит, что одна из Жизней потеряна.

— Да, — сказал Герцог. На глазах его выступили слезы.

Мистербоб сразу заинтересованно потянулся к его лицу, чтобы потрогать одну из слезинок, стекавших по щеке тетранца.

— Как это прекрасно, — заворожено пробормотал он, — физическое проявление боли и жалости. — Отступив назад, Мистербоб повернулся к остальным и заговорил срывающимся голосом:

— У меня нет слез. Поэтому я должен выразить то, что я чувствую. Мне очень стыдно за то, что я сейчас тут делал.

— Да что там… — пробормотала Роз, глотая слезы.

— Мы тоже… иногда, — пробормотал потерянно Питер Чиба, а потом просто махнул рукой, словно и сам не понял, что хотел сказать.

— Теперь я понимаю, как это важно, Жизнь в индивидуальной Разумной А-Форме. Как глупо с нашей стороны видеть единственную реальную ценность жизни в расе! Если одна жизнь — это лишь слепок, отпечаток и след, то лишь по многим и многим отдельным следам мы можем узнать, что делало и куда двигалось это огромное мудрое животное — раса! Теперь я представляю, как благородны ваши души, если вы можете ощущать так глубоко потерю каждого из вас! Какая боль! И это чувство потери делает вас такими…

— Живыми, — вырвалось, как рыдание.

Это сказал капитан. Казалось, он состарился на несколько лет за эти короткие минуты.

— Я стою среди вас только благодаря мужеству верзилы и заверяю в том, что он будет стоять здесь, среди нас! — торжественно заявил Мистербоб, клятвенно воздев руку над головой. — Во имя этой благородной печали!

Вонн подошел ближе к арколианцу:

— Посол, — робко заговорил он, — а посол? То есть — Мистербоб. Герцог прав. Мы должны… — Он оглянулся на лес. — Мы должны лететь.

— Конечно, — вздохнул Мистербоб. — Мы должны. Я никогда не забуду.

— И никто из нас, — подтвердил Мэй. — Никто из нас не забудет этого.

Некоторое время они постояли в полном молчании, затем Мистербоб, не знакомый с обычаями, первым начал двигаться к трапу. Как только он исчез из виду, за ним последовал Вонн, а затем Чиба и Роз.

— Время, — произнес Мэй. Он оперся на плечо Герцога, и они тоже двинулись следом.

— У меня есть кое-что для вас, — сказал Герцог и вынул последний фиал из кармана.

Мэй смотрел и не верил собственным глазам:

— Как это тебе удалось? Сцапал в тот день, когда мы сидели в кабинете у Барриса?

Герцог кивнул:

— Я подумал, что нам может понадобиться доказательство на случай каких-нибудь осложнений.

— Да, — вздохнул Мэй, — осложнений… Он взял фиал и повертел в руке.

— Если на меня опять наедут так называемые представители закона, я сдамся. Я устал от этой гонки.

Он бросил бутыль в траву. И когда она хрустнула под каблуком, на душе стало удивительно легко и свободно.

Шесть месяцев спустя Мэй и Герцог стояли на палубе спасательного корабля, висевшего на самой удаленной орбите над Пятым Консулом. Герцог выглядывал из иллюминатора операторской и хохотал.

— Знаешь, — сказал он, — не могу поверить. Вонн в самом деле, больной. Мэй, он просто безумец.

— Я им восхищаюсь, — сказал Мэй. — Он преодолел свой страх и встретил его лицом к лицу.

— Ну, по большей части ему приходилось при этом расслабляться. И надо сказать, было чем — аптека, как показал последний осмотр, лишилась своих барбитуратов. Ни транквилизаторов, ни амфетамининки — ничего. Он, наверное, и сейчас, того…

— Может быть. Не стану спорить.

— Как думаешь — смогут эти арколианские «обменщики» регенерировать ему руку?

— Если они это сделают, — сказал Мэй, — тогда он, считай, первый вышел на перекресток новой индустрии.

— Или на большую дорогу, как сказал бы на нашем месте Баррис.

Герцог поежился:

— Надеюсь, что у него все будет в порядке. Я видел, что случалось с людьми, у которых не ладилось с этим делом.

— Фиалы? — спросил Мэй.

— Эрик Диксон, — ответил Герцог. — Пусть биографы пишут себе, что хотят. Жизнь его была печальной и достойной сострадания.

— Ты уже избавился от… то есть, я имею в виду — потерял его?