Дональд Маккуин - Заключенный на воле

— Я бы сказал — да, Возвышенный. Если бы я был честным. Но как благоразумный человек, которому время от времени приходится наблюдать за казнями, я скажу — нет.

— Фигляр. Мы подарим юному Дафанилу его собственную голову — пусть остается у него на плечах. Он действительно сумел утихомирить Хайре.

Морщины у глаз Халиба стали глубже, губы поджались.

— Я император. И я не потерплю вызова своей власти. Ни от кого. Сколько Стрелков у него сейчас?

— Одна рота, сэр.

— Этого достаточно. У вас есть план — как вернуть Лэннету его статус Стрелка и звание? Если я правильно помню, вы предлагали сослаться на проблемы со здоровьем? Сейчас он снова похож на самого себя?

— Да, сэр.

Халиб прошелся туда-сюда, заложив руки за спину.

— Мне не нравится, что Бахальт знает об этом фокусе с Вэлом Борди. Это лишняя ниточка.

— Хотелось бы мне иметь в своем распоряжении хотя бы пять человек, столь же достойных доверия, как Нэн Бахальт.

Остановившись, Халиб пристально посмотрел на Веда, словно изучая его.

— У меня есть один человек, достойный доверия. И это все, что мне нужно.

— Это моя жизнь. Я горжусь тем, что служу вам.

— Мы проделали хорошую работу, Вед.

Халиб вернулся к ограждению. Широким жестом, похожим на плавное движение руки танцора, он словно бы обозначил разом весь Атик и небо над ним. Затем, воздев руки, император продолжил:

— Мы должны быть честными сами с собой. Отказываясь признавать то, чего мы достигли, мы умаляем себя. Я вырастил сына, куда более способного, чем я осмеливался надеяться. Мы подавили чрезвычайно жестокое восстание, мы уничтожили секреты, представлявшие собой немыслимую угрозу человечеству. Мы должны признать это — мы великолепны.

Император опустил руки и склонил голову, словно читая молитву.

Вед низко поклонился, не обращая внимания на то, что Халиб смотрит в другую сторону. Оставаясь в таком положении, он заметил:

— Как жаль, что мы должны скрывать наш блестящий ум так же тщательно, как мы развиваем свою скромность.

Халиб продолжал любоваться городом.

— Хорошо, что при рождении я не был наделен совестью, — сказал он. — Может ли человек жить, имея две совести? Позволяю удалиться, управляющий Вед.

Все еще не разгибая спины, Вед попятился с балкона в библиотеку и таким манером проделал весь путь до потайной двери. Всю дорогу он качал головой и подозрительно пофыркивал.

В другой, отдаленной части Коллегиума с лица Лэннета сняли последнюю повязку. Нэн Бахальт сказала ему:

— Теперь можешь открыть глаза. Все позади.

Лэннет замер в нерешительности:

— Все в порядке? Я…

Нэн негромко и радостно засмеялась:

— Ты — что? Вновь капитан Лэннет, как всегда красивый? Конечно. Я потребовала с них обещание, что это будет именно так.

Лэннет улыбнулся, открыл глаза — и немедленно заморгал. Его рука нащупала старый, знакомый шрам на лбу, начинавшийся над правым глазом и тянувшийся через левый. Кончиком пальца Лэннет провел по шраму через скулу и дальше вниз, к челюсти.

— Очень чувствительный, — пожаловался Лэннет. Теперь он улыбался так, словно хотел проверить, как работают лицевые мускулы. — Соберись с мыслями. Или я — Лэннет, или я красивый. То и другое сразу ты получить не сможешь.

Нэн одарила его легким быстрым поцелуем. Затем, едва не касаясь губами его лица, она шепнула:

— Смогу. Уже получила.

— Дай мне зеркало.

Нэн повернулась к маленькому шкафчику с выдвижными ящиками. Помимо кровати и стула, это была единственная мебель в комнате. Дневной свет, сочившийся сквозь прозрачный потолок, и осветительные трубки на стенах придавали обстановке скучный и чисто функциональный вид. Нэн потребовалось лишь несколько секунд, чтобы найти в одном из ящиков маленькое квадратное зеркальце и протянуть его Лэннету. Но за эти мгновения Лэннет успел полностью изучить обстановку в помещении. Не то чтобы он не мог это сделать за время своего пребывания в госпитале. Все оставалось точно таким же, как и при его появлении здесь. Помещение было настолько безликим, что было ясно — оно специально спланировано с этой целью.

Мысль о побеге отсюда была связана с целой кучей забот. Конечно, было бы чудесно уйти из этого здания, которое было ничуть не лучше тюрьмы. Однако вернуться к Стрелкам — это означало лгать всем, кого он знает или когда-либо встретит, мужчинам и женщинам, которые ценили его честность так же высоко, как он сам. Но какой выбор был у него?

Лэннету хотелось бы понять все интриги, связанные с тем, что произошло.

Однако подумав еще, он решил, что лучше ему их не понимать.

Нэн держала зеркало обратной стороной к Лэннету.

— Ты уверен, что хочешь взглянуть? Вид у тебя все еще несколько бледный и опухший после операции. Ты выглядишь точно так же, как выглядел до того, как тебя изменили, однако если судить по твоему виду, можно решить, что ты побывал в хорошей драке.

— В таком случае откуда ты знаешь, что я буду выглядеть прежним, когда опухоль спадет и синяки сойдут?

— Поверь мне. Я врач.

Лэннет схватил зеркало.

— Тогда дай мне взглянуть на себя.

Немного подурачившись, Нэн отдала зеркало. Лэннет уставился на отражение, затем с облегчением вздохнул:

— Это я.

Последние слова были всего лишь обычным замечанием, однако Нэн услышала скрытое в них напряжение, почти страх. Она отвела зеркало в сторону и вновь поцеловала Лэннета, на этот раз более уверенно. Этот страстный поцелуй подвигнул Лэннета обнять Нэн. Когда он разжал объятия, Нэн не дала ему возможности сказать что-либо еще. Она заявила:

— Прошлое миновало. Все это закончилось. Теперь мы свободны и чисты, мы оба. Мы — это мы.

Едва прозвучали эти слова, как в тот же миг оба вздрогнули и замерли, словно от удара тока. Лэннет сел прямо и заключил Нэн в объятия, будто пытаясь защитить ее от чего-то. Он оскалил зубы, словно собираясь зарычать. Нэн смотрела на него, и на лице ее отражалась смесь страха и любопытства. Она хрипло прошептала:

— Музыка. Женский голос, поет. Здесь нет никаких женщин. Что происходит?

— Взыскующая. — Это слово прозвучало так, как будто Лэннету пришлось заставить себя произнести его. — Она не должна подвергать тебя этому. Она не должна делать это. Только не с тобой.

— Она? Кто она? — Нэн смотрела куда-то в сторону от Лэннета. Теперь в ее голосе и поведении явно преобладал страх. — Кто-то поет прямо у меня в голове. В моем сознании.

Лэннет обнял ее еще крепче.

— Не бойся, — сказал он. Но тон этих слов предал капитана.

— Послушайся его, — произнес мягкий успокаивающий голос. — Я его друг. Я хотела бы стать твоим другом. Я молюсь о том, чтобы вы оба были мне друзьями.

Закашлявшись, Нэн попробовала высвободиться из объятий Лэннета. Но тот продолжал отчаянно сжимать руки.