Александра Калинина - Настоящая фантастика – 2019

– Ах, прости, пожалуйста! – Голос матери вскипает не то насмешкой, не то презрением. – Это, конечно, всё меняет. Ты потеряла голову от рыбака. Что же ты в нём нашла?

Сжав губы, она теребит косицу. Разве мама поймёт?

– Что молчишь? Имею я право знать, из-за кого моя дочь потеряла голову? Чего он хочет, твой рыбак? Бороздить землю? А может… – Бровь матери выгибается тетивой лука, вот-вот пронзит ядовитым взглядом. – Может, бороздить небо?

– Море… – шепчет она, сплетая пальцы. – Он бредит морем, мамочка…

До дрожи хочется рассказать про корабль, на котором они уплывут на край света. Но она сдерживается. Мама забыла, что когда-то была юной.

Разве поймёт она всю горечь обиды? Сегодня Алекс не пришёл. Не пришёл и в прошлый раз. А ведь обещал…

И как ей жить, если он не вернётся? Теперь, когда его ждут дальние страны? Что ему брошенные сгоряча обе-щания? Что смешные мечты, которые они поверяли друг другу под шёпот волн…

Она не замечает, как глаза наполняются слезами, как жгучая влага струится по опалённым солнцем щекам. Рука матери ласково касается её волос.

– Мальчишки всегда бредят морем. Оно для них – и вызов, и риск, и награда, и любовь…

Она содрогается от беззвучного плача.

Вздохнув, мать садится рядом и прижимает её к себе. Прохладные одежды пахнут солью и свежестью.

Она утыкается лбом в родное плечо и, уже не таясь, захлёбывается рыданиями.

– Вот, значит, как… – Мать задумчиво перебирает серебро её прядей. – Любовь проходит, мой шустрый малёк. А море остаётся…

Мягкие пальцы касаются шеи дочери, замирают. Недоверчиво обводят воспалённую царапину от сорванных перлов.

Внутренне сжавшись, она вскидывает голову. Синие глаза наливаются темнотой – ох уж эта семейная черта! Да, редкостные перлы. Да, подарок отца. Вечно занятого отца, которому проще отдариться диковинкой, чем поиграть с дочками. Да, мама, разве ты никогда не ошибалась?

– Он тебе не пара, мой шустрый малёк. Ты ведь это знаешь. Вы такие… – Мать запнулась, подыскивая слова, которые всё объяснят и не ранят ещё глубже. – Такие разные…

– А ты и папа? – Она смаргивает слёзы. – Вы тоже разные! Сама вспоминала, сколько шуму поднялось, когда ты за него пошла!

– Ах! – Щёки матери розовеют. – Мы – это совсем-совсем другое!

Ну конечно! У взрослых всё всегда совсем-совсем другое.

– Он сказал, что любит… – Слова вздымаются и падают морскими валами. – Что мы вечно будем вместе.

– И потребовал залог? – Голос матери холоден и тих.

Затаив дыхание, море льнёт к ногам.

– Даже не потребовал? Взял сам? – Мать приподнимается, и волны отступают, страшась её гнева. – А что дал взамен?!

– Обещание… – Спёкшиеся губы непослушны. – Он дал обещание, мамочка.

– А что же ты?

– А я помогу его исполнить. Я же выросла, помнишь?

Склонив голову, мать долго смотрит на неё. Словно видит впервые. Потом с затаённой грустью треплет по щеке…

– Мир Лексеевна!

Открыв глаза, Мира полежала, наслаждаясь утренней тишиной, бормотанием волн и неохотно угасающим сном.

Что снится одержимому подводному археологу? Чёрная бездна и песчаные отмели, крики чаек и феерия коралловых джунглей. А ещё – занесённые песком кораб-ли, трюмы которых ломятся от артефактов. Каждому, кто смел и настойчив, море подарит особое чудо. И оно придётся впору, как ласты с регулируемым креплением. Одному чудо откроется в шторм, другому – в штиль, в пене прибоя или на морском дне. Новый день на берегу всегда прекрасен…

Всё прекрасное последних дней вспомнилось разом – испорченное снаряжение, фортели Костика, разбитая голова Сани. И, конечно, приблудный волонтёр.

– Мать твоя каракатица… – поприветствовала Волчица вслух и себя, и новое утро.

– А-а-а, Мир Лексеевна, проснулись? У нас люди!

– Какие?

– Ка-а-акие-то…

– Логично… – С очевидным не поспоришь.

Наспех одевшись, Мира потянулась выдубленным солнцем и морем телом и привычно достала жемчужину. Та засияла, радуясь хозяйке.

Горизонт наливался рассветным золотом. Море ластилось к прибрежным камням, изредка всхлипывая от обиды на маринистов, которые не спешили запечатлеть его красоту.

Восход преобразил крутые склоны, и Мире вновь явился Посейдон. Поставив трезубец на плоский, как доска, камень, он мрачно встречал новый день. Но стоило шагнуть навстречу, как резкие тени поглотили видение. Остался лишь камень. Словно намекая, что в явлении отдельно взятого бога отдельно взятому археологу нет ничего необычного.

Тихонов сидел на кухне. Обняв себя за плечи, он неотрывно смотрел на море. Под глазами его залегли тени, словно от бессонницы. Верно, так и было, потому что на столе лежал результат ранней прогулки – куски глины, гипсовые розы и выбеленные солнцем раковины. На верёвке сохли свежевыстиранные белые футболки – судя по размерам, Саньки и Толяна.

– Сань… – окликнула Мира. – Ты как?

Вздрогнув всем телом, он обернулся. На миг глаза его стеклянно блеснули, точно у Кости в ту насыщенную событиями ночь. Но он моргнул, и Мира перевела дух – показалось.

На её немой вопрос Тихонов повёл подбородком в противоположную Трезубцу сторону. Там, забравшись на истёртые валуны, крепыш с подругой самозабвенно махали руками.

– Это не люди… – Мира помахала в ответ. – Это Юркины знакомые. Они его вчера подвезли…

Тихонов посмотрел на просвет гипсовую розу.

– А-а-а… Я спозаранку не-е-евесть что подумал, – признался он. – Митридата сра-а-азу вспомнил… Да и Шестопала с ка-а-ампанией тоже не на-а-ашли.

Волчица кивнула. Опасения коллеги были отражением её собственных.

– Всё в порядке, – сказала она, заливая кипятком пакетик чая. – Где Юра?

– На-а-аходки рисует. А у на-а-ас что по пла-а-ану?

Когда привычный порядок летит в тартарары, о каком планировании речь?

– Ждём Толяна, а там посмотрим.

– Слушаюсь, мой ка-а-апитан! – Тихонов лихо приложил пальцы к перевязанному лбу.

Повязка!

Унимая дрожь, Волчица поставила кружку на стол. Перед глазами замелькали картинки, словно кто-то, забавляясь, переключал телеканалы. Находка в руке Кости. Внезапный удар. Пронзительно-алая кровь. Каменные рыбы на песке…

Мира почти сразу подняла обломок. Но уже тогда крови на нём не было.

Позабыв про чай, Мира вышла из-под тента, пересекла навес для сушки аквалангов и уселась на брезент с находками.

Несколько мгновений она таращилась на барельефы – словно видела впервые. Показалось, или они потускнели? Она взяла ближайший. С камня посыпались соляные чешуйки.

И только пересчитавшая ей зубы «мелюзга» по-прежнему лоснилась. Вчера Волчица промыла находки, выдраила щёткой… и никаких пятен не заметила! Но… этого не могло быть, правда?