Евгений Щепетнов - День непослушания [litres]

– День мух. Год мух, – пробормотал я, глядя на дорогу. – День непослушания. Год непослушания. Эпоха непослушания!

– Че? Че ты сказал? – хмыкнул Митька. – Чего непослушания?

– Сказка такая была, – мрачно пояснил я. – Не читал, что ли? «Праздник непослушания» называется. Там дети шалили, и родители решили их наказать. Взяли да ушли из города. И дети остались одни. Вначале дети обрадовались – ели что хотели, пили что хотели. Само собой, вначале жрали всякое там варенье да мороженое, веселились, а потом… потом им все это надоело. И они захотели жить как прежде.

– Вернулись? – Митька серьезно посмотрел на меня.

– Кто? – не понял я, потом сообразил: – А! Прости, задумался. Родители? Конечно, вернулись. Они просто наказали детей, но не хотели их бросить.

– А наши вот не вернутся. Бросили нас. – Митька как-то съежился и стал еще более мелким, чем был. Совсем мальцом. Впрочем, а кто он такой? И я кто такой? Да мы вообще-то, можно сказать, дети! По меркам прежнего мира – никто! Спиногрызы! Но сейчас я чувствую себя большим и взрослым. Наверное, потому, что меня ведет поручение папы – выжить. И будто часть его взрослости перешла ко мне. Я точно теперь другой. Уже не малец-спиногрыз. Определенно.

– Ты вообще веришь, что мир возродится? Что мы сможем его поднять? – серьезно спросил Митька.

– Мы – нет! – так же серьезно ответил я, протискиваясь между двумя сцепившимися бамперами «Жигулями» и грузовиком из газовой службы, оставшимся на обочине. – А вот наши внуки – те смогут. Наверное. Ты пойми, наша задача сейчас – выжить. И оставить потомство. Сделать так, чтобы у нас были дети и внуки и чтобы эти дети и внуки могли жить.

– Эк ты загнул! А может, вообще ни одной девчонки не осталось? – резонно возразил Митька. – Может, одни пацаны выжили? Тогда как? Почковаться будем или че?

– Тогда проживем, сколько сможем, и сдохнем! – разозлился я. – Какого хрена ты задаешь вопросы, на которые сам знаешь ответ? А что касается девчонок… уверен, что они выжили. Если бы все девчонки умирали, папа мне бы сказал. А он говорил, что выжили подростки, что от десяти до пятнадцати лет. Не все, но выжили.

– Это хорошо! – протянул Митька и тут же встрепенулся: – Слушай, а гарем у нас можно будет завести?! Я бы хотел семьдесят семь наложниц! Представляешь – семь с лишним десятков девчонок! Ништя-а-ак!

– Дитя ты, Митька! – невольно улыбнулся я. – Царь Соломон, вишь, выискался! С тыщей наложниц! Ты хоть одну найди!

– И найду! Обязательно найду! Только, чур, девчонку у меня не отбивать! Ты вон какой – высоченный, и рожа у тебя как у киноактера, а я маленький, и морда как у обезьянки, – на тебя девки будут вешаться, а мне что делать? Нет уж, братан! Мне тоже надо!

– Тьфу на тебя! – хохотнул я. – Митяй, ну ты и болван же, а? На фиг мне твои девки, которых еще к тому же и нет! Ты как чувак из дурацкого анекдота, помнишь? Сидят в тюряге двое, один другому говорит: «Вот выйдем на свободу, купим ватрушку и будем ее кусать. Ты кус, я кус. Ты кус, я кус. Ты кус… я кус… я кус… ты кус». Второй бац ему по роже! Первый удивился, спрашивает: «За что?!» Второй: «А чтобы два раза не кусал!»

Митька заржал над древним, как экскременты мамонта, анекдотом, а я невольно ухмыльнулся. Во-первых, друг смеялся даже самым тупым, даже несмешным анекдотам. Во-вторых, он их не запоминал: они тут же выветривались у него из головы. И потому каждый, даже самый древний анекдот был для Митьки настоящим откровением. Да и слава богу, а то бы сейчас скорчил бы недовольную гримасу и сказал, что анекдотец древнее его покойного дедушки. И что Каин убил Авеля за то, что тот рассказывал анекдоты с бородой (мой папа так шутил).

Проехав поворот на турбазу «Сокол», я свернул на Мергичевку, старую деревню, на месте которой давно уже расположился ряд дорогих коттеджей. Но к коттеджам не поехал – успеется еще. Свернул с асфальта на проселок, въехал в посадки и, проехав их насквозь, двинулся параллельно объездной дороге, которая вела с нового моста в сторону Пензы. До объездной было метров пятьсот-семьсот, но мне туда не надо. Я ушел в поля за Мергичевку и через десять минут остановился возле подъема на холм. Удобное место: и пули далеко не уйдут, застрянут в склоне холма, и просматривается все вокруг – вплоть до самой Волги, до ее Курдюмского залива. Кстати, вот там и надо будет обосноваться – и вода рядом, и дома там есть хорошие, а еще рядом яхтклуб, в котором есть лодки, начиная с «резинок» с моторами и заканчивая парусно-моторными и моторными яхтами. Можно будет и на лодочке покататься.

Первыми пристреляли укороты. Поставили мишени на сто шагов, на двести, на триста. Обычные палки-штакетины, воткнутые в землю (забитые молотком, что тоже нашелся в джипе), на них водрузили банки и пластиковые бутылки. Ну а что? Мишени не хуже, чем какие-то другие. Ну нет у нас мишеней-силуэтов! Я нарочно искал в оружейке и не нашел. Что, впрочем, совсем даже не удивительно: что там, тир, что ли, чтобы мишени хранить? На то он и тир, чтобы там были мишени, а оружие – в оружейке.

Я отстрелялся вполне прилично. Поставил прицельную планку укорота на букву П, чтобы не мудрить с расстоянием, и посмотрел, куда надо целиться, чтобы попадать. Тут ведь как – главное, понять, занижает он или завышает. Или надо целиться в центр. П – это 440 метров расстояния до цели. Выставил и прикидывай, куда целиться. Так папа меня учил.

Кстати, удивило, что лупит «калаш» почти как малокалиберная винтовка – по точности, разумеется. На сто шагов я с ходу разнес банку из-под колы – только ошметки полетели! Нет, ну так-то я всегда хорошо стрелял, папа меня хвалил, но все-таки не ожидал, что буду стрелять так точно. Как если бы в голове что-то щелкнуло, и я ни с того ни с сего стал снайпером.

На двести шагов примерно результат тот же, на триста – пару раз пальнул мимо. Стрелял я само собой одиночными, но потом начал палить и очередями по два-три патрона. Длинными очередями, как говорил папа, стреляют только идиоты или бойцы, которые сжигают залежавшиеся на складе патроны по приказу своих командиров.

Кстати, и отдача не такая уж и сильная, как мне запомнилось. Наверное, когда мы стреляли с отцом, я еще был маловат для калаша. Теперь я вырос. Ну и соответственно стал помассивнее и посильнее. Тогда, как я помню, меня неслабо прикладом долбало.

Митькины результаты были гораздо скромнее, но через час и он начал хотя бы со второго раза сбивать банку на двухстах шагах. В принципе очень приличный результат, если вспомнить, что до этого момента он вообще никогда не стрелял из автомата.

А еще его габариты. Если для меня укорот был как игрушка, для Митьки он как для меня пулемет.

Кстати, пулемет мне очень понравился! Тот, что 7.62! Ох и долбит! И точность потрясающая! Из него ведь можно стрелять одиночными! И это тебе не «кукольный» укорот! Поставил на сошки, прицелился, и… Дах! Дах! Дах! В плечо отдает – ой-ой! Митька попробовал, так морщился с минуту и потирал плечо, причитая, что теперь будет синячина. Так-то Митька вроде и ненамного меньше весит… в нем килограммов пятьдесят, но отбрасывает его неслабо.