Орсон Кард - Дети разума [litres]

Права ли Валентина? Будет ли уход Эндера отличаться для Новиньи от ухода других, которых она любила и теряла? Она узнает потом. Но сейчас, сегодня, в этот момент, она чувствовала только боль утраты. Нет, ей не хотелось плакать. «Нет, Эндер, мои слова не были правдой – ты все еще нужен мне, твой долг или клятва, что бы там ни было, я все еще хочу, чтобы ты был со мной, – никто другой не любил меня так, как ты, и мне нужна твоя любовь, нужен ты. Где ты теперь? Где ты, когда я люблю тебя так сильно?»

– Он свободен, – объявила Королева Улья.

– А он найдет путь к другому телу? – спросил Человек. – Не дай ему потеряться!

– Это ему под силу, – ответила Королева Улья. – Ему и Джейн.

– Она уже знает?

– Не важно. Где бы она ни была, она все равно настроена на него. Да, она знает. Она ищет его даже теперь. Да, она направилась к нему.

Джейн выпрыгнула из сети, которая была такой доброй, так нежно ее опекала. Ее не хотели отпускать. «Я вернусь, – подумала Джейн, – вернусь к тебе, но больше не останусь надолго; мое долгое присутствие вредит тебе».

Она прыгнула и снова оказалась вместе с айю, с которой была сплетена три тысячи лет назад. Ее владелец выглядел потерянным, смущенным. Из-за того, что одно из тел было утрачено. Старое. Старая привычная оболочка. Ему едва удалось уцепиться за два оставшихся. У него не было ни корней, ни якоря. Ни в одном из новых тел он не чувствовал себя дома – оказался посторонним в своей собственной плоти.

Джейн приблизилась к нему. Теперь она лучше, чем раньше, понимала, что делать, как контролировать себя. На этот раз она сдержалась, не притронулась ни к чему, что принадлежало ему, не предъявила претензий на его владения. Просто подошла ближе.

Сейчас, в момент неуверенности, она показалась ему знакомой. Лишенный корней самого старого своего дома, сейчас он видел, что да, он знает ее, знает давно. Он подошел ближе, не испытывая страха. Все ближе, ближе.

«Иди за мной».

Она прыгнула в тело Валентины. Он – за ней. Она вошла внутрь без единого касания, не пробуя жизни; это он должен прикоснуться и попробовать. Найти конечности, губы и язык. Он открыл глаза и посмотрел; вслушался в мысли; полистал воспоминания.

Слезы застят глаза, текут по щекам. Сердце разрывается от горя. «У меня нет сил жить здесь, – подумал он. – Это не мой дом. Я никому здесь не нужен. Все они хотят выгнать меня отсюда, хотят, чтобы я ушел».

Горе душило его, выталкивало прочь. Это место было для него невыносимым.

Айю, которая когда-то была Джейн, попробовала дотянуться куда-нибудь, коснуться одной-единственной клетки.

Он встревожился, но через мгновение тревога ушла. «Это не мое, – подумал он. – Не мой дом. Ты можешь взять его себе. Теперь он твой».

Она провела его по всем уголкам, касаясь всего, принимая управление; только на этот раз, вместо того чтобы бороться, он постепенно передавал ей контроль. «Я больше не хочу здесь быть. Бери. Найди здесь радость. Тело твое. Оно никогда не было моим».

Джейн чувствовала, как обретает плоть, как ее становится все больше и больше; клетки сотнями, тысячами переходили из вассальной зависимости от старого хозяина, который больше не хотел жить здесь, к новой правительнице, которая их обожала. Она больше не твердила им: «Вы мои», как тогда, когда приходила сюда впервые. Сейчас она кричала: «Я ваша»; а потом наконец: «Вы – это я».

Целостность этого тела поразила ее. Теперь она поняла, что до настоящего момента никогда не была личностью. Те свойства, которые наличествуют у личностей, все прожитые века ей заменяли разнообразные устройства. Она была резервуаром, поддерживающим существование в ожидании жизни. Но теперь, примерив руки, похожие на трубки, она решила, что да, ее руки должны быть такой длины, а язык и губы шевелятся как раз там, где им и следует. И затем, просочившись в сознание, требуя внимания, которое когда-то было разделено между десятью тысячами мыслей одновременно, пришли воспоминания, которых она никогда раньше не знала. Воспоминания о речи, произносимой губами, о зрении, фокусирующем окружающий мир на сетчатку, и о слухе, фильтрующем звуковые волны через барабанные перепонки. Воспоминания о ходьбе и беге.

Воспоминания о людях. Как она стоит в том первом корабле, совершившем межзвездный перелет, ее первый взгляд на Эндрю Виггина, как она смотрит ему в лицо и пытается понять, видит ли он ее, если постоянно переводит взгляд на…

Питера.

Эндер.

Питер.

Она забыла! Она так увлеклась своей новой оболочкой, которую ей посчастливилось найти, что забыла одинокую айю, которая отдала ей тело. Где же он?

Потерян, потерян! Его не оказалось и в другом теле, она нигде не находила его. Как она могла потерять его? Сколько секунд, минут, часов назад он ушел? Где же он?

Помчавшись прочь из тела, от самой себя, которая называлась Вэл, она разыскивала, проверяла, но не находила.

«Он умер, и я потеряла его. Он отдал мне жизнь, и у него не было больше возможности держаться, а я забыла его, и он пропал».

Но потом она вспомнила, куда он уходил раньше, когда она гнала его через все три его тела, а он вдруг выпрыгнул на некоторое время, а когда она повторила его прыжок, то попала в кружево древесной сети. Конечно, он снова мог это проделать. Оставалось единственное место, куда он мог прыгнуть, туда, куда он уже однажды уходил.

Она кинулась туда и действительно нашла его, но не там, где задержалась сама, не среди материнских деревьев и даже не среди отцов. Вообще не среди деревьев. Нет, он отправился туда, куда ей не захотелось идти, в толстые волокнистые нити, которые вели к ним, даже не к ним, а к ней. К Королеве Улья. Той, которую он носил в сухом коконе три тысячи лет из мира в мир до тех пор, пока наконец не нашел для нее дом. Теперь она отблагодарила его за подарок. Когда айю Джейн проследила нити, ведущие к Королеве Улья, он оказался там, неуверенный, потерянный.

Он узнал ее. Было удивительно, как он, отрезанный от всего, вообще что-то смог узнать, но он все же узнал ее. И снова пошел за ней. И на этот раз она повела его в тело, другое, не то, которое он отдал ей, которое теперь принадлежало ей, или, скорее, было ею. Нет, она привела его в другое тело, в другое место.

Но он вел себя так, как и в прошлый раз; он, казалось, был здесь чужим. Несмотря на то что миллионы айю тела тянулись к нему, стремились укрепить его, он держался в стороне. Неужели то, что он чувствовал здесь, было для него так ужасно? Или дело в том, что это тело принадлежало Питеру, который был для него воплощением всего, чего он боялся в себе? Он не мог занять его. Тело принадлежало ему, но он не мог, был не в состоянии…

Но он должен. Она повела его за собой, передавая каждую часть ему. «Теперь это твое. Что бы оно когда-то ни означало для тебя, сейчас все по-другому – ты сможешь быть здесь полным, быть самим собой».