Орсон Кард - Звездные дороги [Истории из вселенной Эндера] [litres]

– Чтобы опираться на нее во время отдыха.

– Но вам же все время приходится тащить ее с собой.

– Не такая уж она и тяжелая.

– На вид довольно тяжелая.

– Она сделана из бальсы – вернее, из дерева, которое я называю бальсой из-за его легкости.

Бо попробовал поднять палку. Та весила не больше фунта, хотя и выглядела толстой и узловатой, расширяясь кверху наподобие кувшина.

– Я бы все равно устал ее нести.

– Только потому, что твой рюкзак тяжелее.

Бо не стал спорить.

– Первым людям, полетевшим к Луне и другим планетам, было проще, – сказал Бо, пока они поднимались по крутому склону. – Между ними и их целью не было ничего, кроме пустого космоса. И у них не возникало искушения остановиться и заняться исследованиями.

– Как и у первых мореплавателей. Они путешествовали от суши к суше, не обращая внимания на море, поскольку у них не было приборов для изучения глубин.

– Мы – конкистадоры, – заявил Бо. – Только мы убили всех до того, как ступили на их землю.

– Так ли велика разница? Впереди конкистадоров шли оспа и другие болезни.

– Если бы мы только могли с ними поговорить, – вздохнул Бо. – Я читал про конкистадоров – у нас, майя, есть повод попытаться понять их. Колумб писал, будто у туземцев, которых он встретил, «не было языка» лишь потому, что те не понимали ни одного наречия из тех, что знали его переводчики.

– Но у жукеров вообще не было языка.

– Или нам так кажется.

– На их кораблях не было устройств связи – ничего, что могло бы передавать голос или изображения. Они были просто не нужны – они обменивались мыслями, напрямую передавая свои ощущения друг другу. Каким бы ни был данный механизм, он лучше, чем язык, но и хуже, поскольку лишил их возможности говорить с нами.

– Так кто тогда был немым? – спросил Бо. – Мы или они?

– И мы, и они, – ответил Сэл. – И все мы оказались глухи.

– Все бы отдал, лишь бы увидеть хоть одного из них живьем.

– Одиночек у них быть не могло. Они жили ульями. Им требовались сотни, а может, и тысячи особей, чтобы достичь критической массы для обретения разума.

– Или нет, – заметил Бо. – Может, только их королевы были разумны. Иначе почему все они умерли, когда королевы погибли?

– Если только каждая королева не являлась средоточием нервной сети.

– И все равно жаль, что у нас нет ни одного живого жукера, чтобы хоть что-то узнать, а не строить догадки по нескольким высохшим трупам.

– У нас их сохранилось намного больше, чем на любой другой планете. Здесь практически нет падальщиков, способных их сожрать, так что мы успели добраться до планеты и заморозить необходимое количество тел. Собственно, мы сумели в достаточной степени изучить их строение.

– Но королев среди них нет.

– Печаль всей моей жизни, – искренне вздохнул Сэл.

– Что, правда? Именно об этом вы больше всего жалеете?

Сэл молчал.

– Извините, – пробормотал Бо.

– Все в порядке. Я просто размышляю над твоим вопросом. О чем я больше всего сожалею? Как я могу сожалеть обо всем, что осталось на Земле, если я покинул ее, чтобы спасти? А прилетев сюда, я смог заняться тем, о чем другие ученые могут только мечтать. Я уже сумел дать названия пяти с лишним тысячам видов и разработал зачатки классификации для всей местной флоры и фауны. Больше, чем на любой другой планете жукеров.

– Почему?

– Потому что жукеры их очистили, завезя туда лишь ограниченное количество собственной флоры и фауны. Это единственная планета, большинство живущих на которой видов развилось на ней самой. Единственная, где царит первозданный хаос. Жукеры завезли в свои колонии меньше тысячи видов. А их родной планеты, жизнь на которой могла бы быть намного разнообразнее, больше нет.

– Значит, вы не жалеете, что прилетели сюда?

– Жалею, конечно, – вздохнул Сэл. – Но при этом и рад, что оказался здесь. Жалею, что я уже старая развалина, но рад, что еще жив. Похоже, все мои поводы для сожаления каким-то образом уравновешиваются поводами для радости. Так что в среднем я вообще ни о чем не жалею. Но при этом я и не особо счастлив. Идеальный баланс. В среднем меня на самом деле не существует.

– Отец говорит, что, если кто-то делает абсурдные выводы, он не ученый, а философ.

– Но мои выводы вовсе не абсурдны.

– Вы же существуете. Я вижу вас и слышу.

– С генетической точки зрения, Бо, меня не существует. Я не принадлежу к кругу жизни.

– Выходит, вы предпочитаете, чтобы ваша жизнь была лишена смысла?

– Ты воистину сын своей матери, – рассмеялся Сэл.

– Не отца?

– Обоих, естественно. Но уж всякого бреда сивой кобылы твоя мать точно бы не потерпела.

– Кстати, не могу дождаться, когда смогу увидеть живую кобылу.

По прошествии двух недель и почти двухсот километров пути они как минимум по два раза обсудили все мыслимые темы и теперь большую часть времени шли молча, если того не требовали обстоятельства.

– Не хватайся за ту лиану, она непрочная.

– Интересно, эта ярко окрашенная лягушка ядовитая?

– Сомневаюсь, учитывая, что это камень.

– Он выглядел настолько живым, что мне показалось…

– Логичное предположение. К тому же ты не геолог, так что понятно, почему ты не смог распознать камень.

Наконец пришло время остановиться. Они тщательно распределяли припасы: еды оставалось только половина. Разбив более-менее постоянный лагерь возле чистого источника воды, они нашли подходящее место, вырыли яму для уборной и поставили палатку, глубоко вкопав шесты и утоптав под ней землю. Здесь они намеревались пробыть неделю.

Неделю – поскольку именно столько они рассчитывали прожить за счет мяса убитых в тот день собак.

Сэл пожалел, что лишь двум собакам хватило ума сообразить, что людям-хозяевам доверять больше не стоит, и те сбежали. Другую пару пришлось прогонять камнями.

Как и все колонисты, Сэл и Бо умели сохранять мясо, прокоптив его. Они пожарили лишь небольшую часть, подвесив остальное над дымящимся костром на гибких ветвях похожего на папоротник дерева – или похожего на дерево папоротника.

Отметив грубый круг на своей спутниковой карте, они каждое утро расходились в разные стороны на поиски новых образцов, которые теперь собирали вполне целеустремленно. Сделанные фотографии они сбрасывали на орбитальный транспортный корабль, где те сохранялись на больших компьютерах. Теперь это был всего лишь крупный спутник, электроника которого работала от минимальных количеств топлива, а базы данных в автоматическом режиме пересылались с помощью ансибля на Землю. Фотографиям и результатам анализов ничто не угрожало – они уцелеют, что бы ни случилось с Сэлом и Бо. Однако образцы представляли собой куда большую ценность. После возвращения в колонию их можно будет подробно изучить, используя намного более совершенное оборудование, прибывшее с новыми колонистами.