Алексей Федоров - Потерянная земля

Поднялось зарево — сразу, мощно; жар разогнал туман и Гале стала видна темная груда в огороде — сорванная кровля, которую эта тварь уже успела разобрать.

— Вот тебе, скотина, получай!!! — прохрипела, горло перехватило от звериной радости.

Можно немного постоять, посмотреть — пока не прибежали… А кто увидит, у всех окна заколочены.

Гори в аду…

Ее трясло от возбуждения. Огонь охватывал дом прямо на глазах, словно Галя вылила на него пару бочек бензина. Огненная струйка побежала по стене, занялась обшивка, пламя словно рванулось опоясать дом…

Вот так вам всем!

Она уже повернулась, чтобы уходить, когда за спиной раздался грохот и треск выламываемых бревен.

Он же хотел удержаться, видит бог, хотел… Вадик даже застонал, беспомощно глядя на Ингу, на ее лице плясали отблески пламени. Оно все еще лилось с потолка, растекаясь, а в Вадике уже просыпалась та тварь, которую он держал на коротком поводке почти две недели. Все насмарку. Ощущение мира выворачивалось, Вадик оперся о стену, чтобы не упасть… теперь он знал, что в прихожей бушует пламя, над ними тоже огонь, который уже идет по стенам — бревна, несмотря на туман, горят как сухая растопка… а рядом, за стенами дома — пульсирующий комок странной смеси страха, злобы и торжества, несколько шагов до него. Он слабо вскрикнул, когда затрещали кости челюсти, схватился за лицо — но уже не своими руками, а огромными волосатыми лапищами, способными завязать бантиком подкову. А сознание не гасло.

Резкой болью окатило раздавшуюся грудь, перевили жилы, взбугрились мышцы; за спиной в кровавых брызгах лопнувшей кожи выстрелили тугие складки свернутых крыльев.

Он только застонал — ну зачем, все ведь насмарку…

Странно, тварь не проявляла никаких признаков присутствия своего сознания, это было все еще его тело.

— Не бойся… — для самого Вадика это прозвучало утробным ревом, но мертвенно-бледная Инга, машинально запахивающая поглубже халат трясущимися пальцами, поняла, кивнула. — Туда нельзя… Пойдем…

Он все еще морщился, но боль быстро проходила, оставляя только ощущение мощи. Вадик задел проем межкомнатной фанерной перегородки плечом, нечаянно завалив почти всю ее, оглянулся на Ингу — а потом бросился прямо сквозь заколоченное окно наружу. В последний момент понял, что не вмещается — но уже толкнуло в плечи, венцы вывернуло; разлетелась в облаке трухи и щепок уже занявшаяся обшивка. Плечи прострелило болью — все же, он тоже не бессмертен — но поджигательница (теперь — комок ужаса и боли) уже повисла на когтях; по руке потекло горячее, возбуждающе пахнуло кровью… он вывернул запястье еще выше, заставив встать женщину на цыпочки; еще выше — и ноги, судорожно подергиваясь, повисли в воздухе.

По бледной щеке поджигательницы потекла струйка темной крови, она закашляла кровью; еще пыталась дышать проткнутыми легкими, но в ранах пузырилась кровь, что-то булькало в груди. Голова завалилась на бок, но ей еще хватало сил смотреть на убийцу.

«Нет, не убийца» — поправился он — «мститель». Оба они мстители. Она — за мужа, которого убило живущее в нем существо; он — за то, что осмелилась поднять руку даже не на него — на Ингу…

— Отпусти ее!!! — Вадик даже вздрогнул; он настолько увлекся, что даже не заметил, как в огороде оказались еще люди. Другие…

На него смотрели дула двух ружей, остальные мужики сжимали в руках вилы, топоры — кто во что горазд… Даже с кольями несколько человек нашлись. Он только невесело усмехнулся.

За забором толпились женщины, самые смелые осторожно входили в распахнутую настежь калитку. Все здесь. Может — почти все…

Он нехотя расслабил руку — и под тяжестью тела она опустилась вниз; труп, с чмокающим звуком соскользнув с когтей, распластался у его ног. Когти медленно втянулись в предплечье, с кулака закапала оставшаяся на кожистых клапанах кровь.

— Не дам! Не трогайте его!!! — Инга кинулась к нему, попыталась заслонить своим телом — комическая попытка, она едва доставала ему до солнечного сплетения. Если, конечно, оно было в этом теле… его огромная тень накрывала ощетинившуюся толпу, резала на неровные половины; в свете пожарища казалось, что люди гримасничают.

А чужое сознание все еще не просыпалось; не давало о себе знать… Нет, осознал вдруг он, оно уже давно не спит. Вот уже пару дней.

Они просто стали одним целым, слились. Раньше он не смог бы просто так, за здорово живешь убить человека. Но вот перед ним труп — а угрызений совести ни малейших… Вообще никаких эмоций. В душе — ледяная пустыня…

— Уйди, Инга! — хриплым, срывающимся голосом заорал передний.

Витя… Он еще помогал могилу копать.

— … А то — и тебя заодно…

Вадик почувствовал, как когти непроизвольно подались наружу, крылья встрепенулись, но развернуться им он не дал. В глазах от усилия помутилось — похоже, он все-таки боролся с новым соседом, только борьба шла не на уровне сознания, а глубже.

Он только заворчал утробно, опустив руку на плечо своей женщины. Попытался было отодвинуть ее в сторону, но почувствовал, что она сопротивляется изо всех сил. Ладно, не ему сейчас выступать…

— Уйди, говорю! Он Нинку сожрал днем!

— Да что вы с ними рассусоливаете! Стреляйте! — женский голос из-за спин вооруженных мужиков. Хорошо из-за чужой спины орать…

Тут уже Вадик не удержался, хотел рявкнуть на эту трусливую суку — «заткнись, не трогал я вашу Нинку!..»

Вырвался рев.

У второго мужика с ружьем не выдержали нервы.

По чувствительным ушам словно доской ударили, в голове зазвенело; он даже сжался, ожидая удара пули — хотя знал: когда услышал выстрел, бояться уже поздно, пуля быстрее звука…

Инга ткнулась спиной ему в живот и тихо сползла вниз.

Он даже не поверил сначала, подхватил ее за плечи, мягко опустил на обрамляющую гравийную дорожку траву.

— Инга… Что с тобой, девочка?.. Ну давай, не дури, открой глаза…

Они даже оружие опустили, разобрали, наконец-то в его рыке слова…

Инга зажимала руками огромную рану в груди. Глаза все же открылись, слезы боли сразу же расчертили по щекам мокрые дорожки.

— Инга… — Это уже была почти нормальная человеческая речь, связки все быстрее привыкали работать правильно…

Рука медленно, неуверенно поднялась, коснулась его губ, оставляя внутри все остальные слова, которых все равно было бы мало — слишком много они не успели. Слишком много… пальцы коснулись щеки, повели за собой, словно магнитом…

Он опустил огромную голову на ее плечо; все же удержал на весу — ей будет больно.

— Прости… Прости меня… Не смогла… — он приподнял голову, заглянул в ее глаза.

В последнем усилии она дотянулась до его губ своими, поцеловала… Вадик еще придержал ее голову — но уже понял, что целует труп.