Константин Седов - Лес проснулся

— Может все выскочим? Здесь уже мелко, — предложил Цезарь.

— Не получится, — вдруг сказал Стаканыч, — Ака ранен.

Я только сейчас увидел, что он возится со Славкой. И Вжик рвет рубаху на бинты.

— Да, вам не надо, — быстро кивнул Ефим, — я все сделаю. Скиф, помоги ему. У тебя ведь медицинская сумка.

Он выпрыгнул из катера на валежник и ловко перебирая ногами перебрался на берег.

— Не затягивай, Твистер долго нас выискивать не будет. Мы с той стороны, как на ладони, — бросил я ему вслед и кинулся к остальным.

— Не боись. Все сделаю, — повторил он и повернулся в сторону нарастающего звука тилтротора. Что-то прикидывал, — я туда отойду.

Дела у Аки были не очень, но и не сказать, что смертельно. Перебило обе ноги, но навылет и не задев кость. Он морщился от боли, мычал, но старался держаться. Я вколол ему аллилфанол, пока пацаны резали штанины, зажимали раны и высматривали где перевязать, чтоб не сдавить нервы.

На лице Славки появилось облегчение и выражение сладкой безмятежности. Наркотик начал действовать.

— Держись, казак, атманом будешь, — подбодрил его Цезарь, ловко накладывая повязку, — сейчас все закончится. Твистер грохнем, за нами челнок придет. Скоро в госпиталь, отлежишься там.

— Скиф, — слабо обратился ко мне Славка.

— Да, дорогой.

— Во-первых, спасибо, что вернулся.

— Не за что, — потрепал я его.

— Еще во-вторых есть.

— Говори, боец.

— Во-вторых, Скиф. Ну и рожа у тебя!

Мы заржали. Нам нужна была эта грубая шутка, чтобы разрядится.

— Ничего. На соседних койках лежать будем. Тебе ноги лечить будут, мне кожу на башку натягивать.

— Слышите? — спросил Вжик.

Мы прислушались.

— Нет. Почти тихо.

— А почему твистер на атаку не заходит?

Действительно. Звук реактивного конвертоплана не исчез, но больше не приближался. Ощущение, что он завис в воздухе.

— Может частоту перехватили и услышали, что сейчас бомбанут.

— Тогда бы он улетел, а не на месте торчал. Да и не успели бы ему инфу передать, даже если бы перехватили.

— Иди, взгляни, — сказал Стаканыч, — что там?

Я поднялся на задравший нос катер и услышал сзади себя, как Цезарь интересуется, что же это за чудики такие взяли духов под свое крыло и организовала стройку на планете.

Больше я ничего не слышал. Я увидел лейтенанта Михаила Ефимцева, которого спас несколько часов назад, а теперь стоявшего метрах в тридцати от катера и направившего на нас лазерный целеуказатель.

Я успел закричать. Не помню, что. Что-то невразумительное, чтобы пацаны спасались, прыгали, бежали. Я не понимал, что происходит, но на всю жизнь запомнил этот сосредоточенный прищур. Услышал звук приближающейся ракеты и прыгнул в воду. Отплыть я успел на пару метров, не больше. Дальше меня подняла волна от мощного взрыва пущенной с орбиты ракеты.

— Понимаешь, я так не могу, — Вероника мялась с ноги на ногу. Ей было жутко неудобно говорить мне это, она чувствовала себя не в своей тарелке. — Олег, я не плохой человек, правда, просто все это… не для меня… ой! То есть я хотела сказать…

Странно, но я не особенно и расстроился. В ряду свалившихся на меня неприятностей, главное из которых смерть родителей, все остальное казалось незначительным и как бы прилагающимся к основной проблеме.

Мне нечем было оплачивать обучение в престижной гимназии и к лету меня попросят из общежития. Поэтому то, что меня еще и девушка бросила, было даже логичным. Может она и правда неплохой человек, просто все свалившееся на меня, било еще и по ней. Зачем эй это? Одно дело встречаться с незаурядным, остроумным парнем, сбившим корону с местного короля, и совсем другое с побитым жизнью неудачником, а теперь еще и нищим.

— Ну не молчи. Скажи что-нибудь, — голос ее был почти умоляющим.

Я сказал. Кратко, но с точным адресом.

Она вспыхнула.

— Да ты… со мной так еще никто… — потом взяла себя в руки и отвернувшись, ушла.

Думаю, она даже довольна. Теперь у нее есть веский повод не чувствовать себя виноватой. Новый кавалер ждал недалеко и смотрел больше на меня, чем на Веронику. Знакомое лицо, но где видел, не помню. На руке золотые часы. Это в пятнадцать-то лет.

У меня потом долго не было женщин. Не то, чтобы не хотелось. Нет, иногда чувство одиночества накатывало так, что сердце сжималось. Но это были эпизодические вспышки и проявляться стали позже. Полгода после смерти родителей, я был будто выгоревший изнутри и не чувствовал кроме боли вообще ничего. Потом стало легче. Это не значит, что стало менее больно, просто я научился с этим жить.

В кадетском, первое время, тоже оказалось не до девчонок. Обучение было тяжелым, по сравнению с престижной гимназией. Тяжелым не только из-за многочисленных физических нагрузок, но и из-за учебной программы. Это в прежней школе, учителя, по сути, были равнодушны к нашим оценкам. Лишь немногие из преподов действительно пытались нас научить чему-то. Не хочешь — твое дело. И жизнь твоя.

В кадетском считали иначе. И по поводу жизни тоже. Ибо она теперь принадлежала государству. Которое ты и учишься защищать. Тогда и государство заинтересовано, чтобы ты хорошо этому научился.

Странно, но уровень преподавания в военном учебном заведении был на уровень выше, чем в престижной школе. Вспоминая проведенный там год, приходило и понимание, что школа была скорее клубом, принадлежность к которому повышала оценку в обществе. С прицелом отразиться на будущем.

В кадетском за плохую успеваемость предусматривались конкретные наказания, вплоть до телесных. Доходило до этого крайне редко, но само осознание прекрасно стимулировало. И отмазка, что ты не понимаешь то или иное задание, не способен решить уравнение, не прокатывали. Программа составлена грамотными и профессиональными педагогами, с учетом твоего возраста и способностей. Если у тебя хватило мозгов поступить сюда, значит, хватит и на освоение программы. Если не получается, значит ленишься — присел, отжался. Не хватает времени, значит не умеешь планировать день. Как тогда будешь планировать боевые операции? А ну бег в скафандре по плацу!

Прекрасно помогало.

Но в пятнадцать лет гормоны, все равно возьмут свое и спустя какое-то время, я стал обращать внимание и на девчонок за забором, и посматривать украдкой на кадетских сестер, во время родительских посещений. Кошмары стали уступать место снам с совсем другим содержанием.

Веронику почти не вспоминал, не знаю почему. Гораздо чаще вспоминалась Алия, отголосок детства. Хотя может потому и вспоминалось. В детстве, я казался себе несчастным. Господи, как же у меня все, оказывается, было хорошо!

Встречаться с девушками обучаясь в закрытой военной школе, мягко говоря, проблематично. Хотя среди наших были такие ходоки, что если бы сам не видел, не поверил бы.