Вера Каменская - Чиновник для особых поручений

– Пошли, чего сидишь?

Один из текинцев махнул рукой, показывая: «Выметайтесь!» Пленники не заставили себя долго уговаривать. После спертого воздуха в камере предутренняя свежесть вливалась в легкие, словно пьянящее вино. Свернув за угол следом за провожатым, они увидели стоящих у импровизированной коновязи с десяток верховых лошадей и рядом наполовину разобранный автомобиль, приткнувшийся «мордой» к стене.

«Техника в руках дикаря – кусок железа», – хмыкнул про себя Стас. Приставленный к лошадкам караульный, что грел ладони над крошечным костерком, подхватил пристроенную меж колен винтовку и вскочил. Выслушав распоряжение, он по-деревенски поскреб затылок и, не спеша отвязав, подвел к ним двух крайних лошадок. Взяв в руку повод, Стас вдруг почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Дало себя знать напряжение последних дней, а более всего – та готовность к смерти, которая только что миновала. Звякнула о булыжник подкова, конь мягко тронул его губой за ворот и, всхрапнув, ткнул мордой в плечо.

– Погоди, – хрипло сказал он товарищу, который уже готовился вскочить в седло. – Дай передохну чуток.

И, провожаемый озадаченным взглядом часового, Стас медленно пошел к распахнутым воротам, ведя коня в поводу́. Камо, держа своего коня под уздцы, молча шагал рядом.

– Это бывает, – негромко сказал он. – Когда смерть проходит совсем рядом. Я уже привык. И ты привыкнешь.

– Спасибо, – усмехнулся опер. – Я постараюсь.

…Исаев возвращался, неся в руках две кружки с горячим чаем. Всю ночь они ожидали возвращения парламентеров, сидя на снарядном ящике. Уже под утро Потапов отправил его за чаем.

– Спасибо, Всеволод Васильевич! – Генерал взял кружку и с наслаждением из нее отхлебнул. – Меня, пока вы ходили, посетила забавная мысль… Стойте! Слушайте!

Но Всеволод и сам уже слышал быстро приближающийся дробный перестук копыт. Давненько никто вот так бесшабашно не носился тут на конях, не опасаясь нарваться на пулю патруля. Вытащив из колодки маузер, Исаев шагнул вперед. В предутреннем сумраке из-за угла на рысях вылетели два всадника.

– Опусти ствол, Сева, – послышался знакомый голос. – Мне лишняя дырка в голове ни к чему.

– Держи! – Исаев протянул кружку спрыгнувшему с коня Стасу. – Мы вас уже живыми и не ждали.

– Я смерти так надоел, что она уже и связываться со мной не хочет, – в сумерках блеснули белые зубы Камо.

Он жадно глотнул чая из кружки, переданной ему Сизовым, и блаженно вздохнул.

– Вах-х! Нектар!

– Так, хватит эмоций, господа офицеры, – строгий голос генерала вернул всех на грешную землю. – Рассказывайте, как живыми уйти сумели.

Выслушав спокойный, без малейшей примеси эмоций, рассказ Стаса, Потапов грустно кивнул.

– Верно про него кто-то из недругов сказал – сердце льва, а ум барана. С него еще станется Керенскому поверить.

Как показало дальнейшее развитие событий, предчувствие старого разведчика не подвело. Для Сизова так и осталось загадкой, как мог этот умный, инициативный генерал, истинный герой России, поверить лишенному совести стряпчему?

«Невольник чести…» – всплыли вдруг в памяти слова русского поэта.

И, поразмыслив, Стас мысленно согласился с Лермонтовым. Как бы там ни было, его чести они были обязаны жизнью.

Русские люди! Великая Родина наша умирает. Близок час ее кончины. Вынужденный выступить открыто, я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство под давлением большинства Советов действует в полном согласии с планами германского генерального штаба и одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на рижском побережье, убивает армию и потрясает страну изнутри. Тяжелое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого бьется в груди русское сердце, все, кто верит в Бога, идите в храмы, молите господа Бога об явлении величайшего чуда спасения родимой земли. Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ путем победы над врагом до Учредительного Собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад новой государственной жизни. Предать же Россию в руки ее исконного врага германского племени и сделать русский народ рабами немцев я не в силах. И предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама русской земли. Русский народ, в твоих руках жизнь твоей Родины! [47] Текст воззвания Л. Г. Корнилова приведён по книге Н. В. Старикова «1917 год: революция или спецоперация?» ( Прим. авт .)

Но воззвание генерала, помешанного на чести, оказалось гласом вопиющего в пустыне. События последней недели показали, что генерал Потапов не зря считается великолепным аналитиком. В течение нескольких дней армия Корнилова развалилась буквально на глазах. Сам Корнилов был арестован генералом Алексеевым. Массивное колесо Истории, подскочив на новом бугорке, продолжало как ни в чем не бывало катить дальше по накатанной колее. Стас в какой уже раз убедился воочию, что историю легче всего менять с помощью историков, причем постфактум. А реально… Он горько усмехнулся, вспомнив, с какой непринужденной легкостью, почти играючи, меняли ход событий герои романов.

– Какая тут на хрен бабочка…

– Ты о чем? Какая бабочка? – поднял голову от бумаг Сосо. – Сам с собой разговариваешь?

– Да был у нас такой фантастический рассказ…

Стас вкратце изложил бессмертную историю Рэя Брэдбери.

– А что? – усмехнулся Сталин. – Все вполне логично – раздавил насекомое, получи другого президента. Сам виноват: нечего, понимаешь, бабочек топтать. Смотреть надо под ноги. Ты вот, например…

– Что – я? – сощурился Сизов.

– …тут, в нашем времени, уже так «натоптал», что без бутылки не разберешься.

Поймав удивленный взгляд Стаса, Сосо пояснил:

– Это я в Сибири такое выражение слышал. У Лидиного отца такая присказка была.

– Ну, если я еще кому пару мозолей оттопчу, то ты, Сосо, все равно в накладе не останешься, – хмыкнул Сизов. – А вот поговорить бы нам с тобой об одном деле не мешало.

– Если это твой привет из будущего, то ничего не имею против. – Сталин испытующе взглянул на собеседника. – До начала совещания пять минут, а разговор, как я понимаю, будет непростым. Вечером поговорим.

Сизов кивнул головой и вышел в приемную, где дым стоял коромыслом и пулеметной очередью стрекотала печатная машинка Инги. Бросив на него быстрый взгляд, она вытянула из недр стола небольшой листок и подала.

– Это есть общая сводка, детали обговорим попозже. У меня есть для тебя важный разговор.

– Если только под приличный ужин на двоих… – усмехнулся Стас.