Грэм Макнилл - Я – Менгск [litres]

Валериан и Арктур одновременно открыли огонь, и шипы их «Карателей» застучали по самому ближнему нападавшему. Морпех оступился и упал, но бронескафандр уберег его от ранений. Валериан отступил назад, когда град шипов забарабанил по корпусу катера. От попаданий на внутренней поверхности обшивки образовались едва заметные вздутия.

Арктур выпустил очередь в ответ и спрятался за укрытием. Рев стрельбы из винтовок Гаусса и звонкий лязг металла о металл заполнил канонерку. Валериан снова выставил «Каратель» из рваной дыры в корпусе и открыл огонь по морпеху в красном скафандре, пока тот карабкался по остаткам одной из сооруженных на скорую руку баррикад. Шипы «Карателя» ударили по нему, но боец, не обращая внимания на попадания, продолжал идти вперед.

Стрельба по канонерке усилилась. Валериан не питал иллюзий относительно того, что их попытки остановить противника могут иметь хоть какой-то успех. В отличие от предыдущей группы, которая действовала с губительно неуместной самоуверенностью, эти штурмовики не оставляли шансов, работая в парах и прикрывая продвижение друг друга подавляющим огнем.

Валериан хлопнул по подсоединяемому к винтовке магазину и глубоко вздохнул. Последний боекомплект.

Вот и всё. Это конец. Лучше не придумать, как уйти в блеске славы.

Юноша посмотрел на отца и увидел аналогичное намерение сделать их гибель достойной памяти.

– Ты готов? – спросил Валериан.

– Я готов, – ответил Арктур.

Они синхронно появились из укрытия и открыли огонь по всему, что двигалось.

В этот момент посадочная шахта наполнилась каскадом обрушившихся сверху ярких вспышек обжигающих огней. Ударные волны взрывов заполнили пространство, и канонерский катер закачался, когда волна жара и давления захлестнула его.

Мощные удары трясли поврежденный корабль так яростно, что его корпус раскололся на две части. Арктура и Валериана бросило на палубу, когда сияющий поток света отправил мир вне их убежища в небытие.

Наконец водопад сжигающего света прекратился. Валериан усиленно заморгал, пытаясь избавиться от звездочек перед глазами. В ушах звенело от сильных взрывов, но он был жив, и это было совсем не то, чего он ожидал.

Отец лежал напротив – ошеломленный, но невредимый.

– Что за черт? – задыхаясь, спросил Валериан, видя снаружи только почерневшие стены и тотальную разруху.

Арктур засмеялся.

– Я же говорил… – произнес он и замолчал, не закончив фразы.

Валериан посмотрел вверх.

Заслоняя падающий в шахту свет, огромный стальной монстр вопреки всем законам гравитации проплывал над разбитой шахтой посадочной платформы.

В поле зрения Валериана появились чудовищные двигатели корабля, окруженные маревом раскаленного воздуха. Юноша закрыл уши, пытаясь снизить уровень шума от зубодробительного гула. С обеих сторон нишу стыковочного шлюза украшала эмблема держащей кнут красной руки на черном фоне. У Валериана ушло несколько секунд, прежде чем он сообразил, что смотрит на днище линейного крейсера Доминиона.

Голос с тяжелым акцентом и невнятным протяжным произношением проревел из внешнего громкоговорителя.

– Кто тут заказывал героическое спасение? – поинтересовался генерал Эдмунд Дюк.

После сражения оказалось невозможным найти хоть какие-то улики, указывающие на то, как смертникам Конфедерации удалось заполучить подробную информацию о визите императора на Умоджу. Также никто не смог пролить свет на личности нападавших или на принадлежность их к ОЗД, о котором говорила Ангелина Эмилиан перед смертью… Впрочем, ответ на эту загадку будет найден довольно скоро – и достаточно кровавый.

Арктур пообещал Айлину Пастеру, что проведет полное и тщательное расследование инцидента. Несмотря на то, что никаких прямых обвинений не выдвигалось, все понимали, что император подозревает умоджанцев в соучастии нападению.

Суда Доминиона все прибывали и прибывали на помощь к императору. Протекторат отправил на перехват флагманские боевые корабли с целью убедить Менгска-старшего в том, что в его же интересах как можно скорее отозвать флот из системы Умоджи.

Тем временем, выжившие собрались посреди руин обеденного зала особняка – контуженные, окровавленные, но счастливые, что остались живы. Когда Валериан увидел мать, то бросил винтовку и кинулся обнимать ее. Юлиана заплакала от радости, увидев его живым.

– Я думала, ты умер! – сквозь слезы воскликнула она.

– Я – Менгск, – сказал Валериан. – Нас нелегко убить.

«Но сначала мы должны ее похоронить…»

Валериан сидел в кожаном кресле у камина с догорающими углями, покачивая в стакане очередную порцию золотистого портвейна. Отец же налил себе густого янтарного бренди – хотя обычно он предпочитал другой алкоголь, но в доме Айлина Пастера всегда пил бренди и сейчас не считал нужным что-то менять.

Заупокойная служба по Юлиане Пастер была недолгой, но величественной. На ней присутствовало большинство членов Правящего Совета Умоджи и несколько ближайших советников императора. Айлин Пастер прочел панегирик дочери, и никто не удивился, когда он не предложил Арктуру что-либо сказать.

Валериан планировал произнести несколько слов, но, когда настал момент, не смог пошевелиться. Тяжесть горя пригвоздила его к месту.

Смерть матери оказалась самым болезненным испытанием, какое когда-либо переживал наследник императора.

Со дня нападения на особняк прошло полтора года. Юлиана испустила последний вздох всего за месяц до двадцать первого дня рождения Валериана. Смерть ее не была легкой: весь последний год мать провела прикованной к постели, лишь изредка обретая ясность сознания.

Валериан провел эти месяцы рядом с ней. Держал ее за руку, прикладывал ко лбу компрессы, читал отрывки из «Поэм о сумерках звезд». Часто Юлиана забывала, кто он такой, либо думала, что он ее давно утерянная любовь – Арктур, ее великолепный принц в сияющих доспехах.

Тяжело было слышать, как она зовет человека, которого больше не существовало, если он вообще когда-либо был.

Ее последнее утро было восхитительным: сияющий бронзовый диск солнца в небе, дующий с реки свежий ветер, приносящий ароматы отдаленных провинций и манящий в неизведанные миры.

Валериан раздернул шторы и произнес:

– На улице сегодня чудесно.

– Тебе следует пойти и прогуляться, – ответила Юлиана. – Ты так давно не выходил на улицу.

– Может быть, – согласился Валериан. – Позже.

Мать кивнула и приподнялась на постели.

Болезнь лишила Юлиану почти всей былой красоты, но медный свет только что взошедшего солнца погрузил ее в перламутровое сияние, искупаться в котором многие здоровые люди, не говоря уж о больных раком, могли только мечтать.