Иван Оченков - Путь на Балканы [litres]

– И я же об чем толкую, – обрадовался Егоров, но унтер прервал его:

– К селянам здешним ходил?

– Нет у них ничего, – помрачнел Степан. – Ни зерна, ни баранины, ни сыра.

– А деньги показывал?

– Спрашиваете! И рублевкой тряс, и пиастрами звенел, даже наполеондор в руке подкинул, ничего не помогает! «Нима, братушка, все турка взял». Тьфу!

– Наверное, заметили, что сначала ты торгуешься, а потом ночью бараны пропадают, – усмехнулся Будищев.

– Да мы еще в этих местах вроде не были.

– А ты думаешь, мы одни такие умные? Казачье вон вообще по-другому не умеет.

– Так то казаки. Я иной раз вообще сомневаюсь, а православные ли они!

– Как Богу молиться, так мы все христиане, а как спереть что у ближнего, так и не поймешь, то ли жиды, то ли цыгане.

– Кажись, едет кто? – прислушался артельщик и, высвободив из-под башлыка ухо, выставил его наружу. – Надо поднимать людей, проводим царя-батюшку, так и погреться можно будет!

– Поднимать надо, – согласился Дмитрий, но прислушавшись еще, добавил: – Правда, они с другой стороны едут, но кого бы ни принесла нелегкая – все одно начальство!

Через минуту караульные уже стояли вдоль дороги, так что, когда появились проезжающие, с них можно было рисовать картинку для устава. Первыми проехал разъезд казаков в лохматых папахах и бурках, а за ними следовали несколько карет, по зимнему времени поставленных на полозья. Поравнявшись с постом, поезд остановился, и из первого экипажа выскочил офицер и крикнул:

– Далеко ли до Беллы?

– Никак нет, ваше благородие, верст восемь!

– Это, по-твоему, недалеко? – нахмурился тот, но ругаться не стал и пошел докладывать начальству.

У кареты отворилась дверца, и из нее вышел здоровый бородатый мужик в богатой шубе, из-под которой виднелся шитый золотом воротник.

– Какого полка? – зычно пробасил он.

– Сто тридцать восьмого Болховского, ваше императорское высочество! – четко отрапортовал Будищев и сделал на караул.

– Узнал, – усмехнулся цесаревич. – А ведь я тебя тоже знаю… погоди, сам вспомню… нет, вертится в голове, а не получается!

– Вы меня за дело у Езерджи награждали, ваше императорское высочество!

– А, это ты! – на лице великого князя появилось понимание. – Ну что, не дослужился еще до фельдмаршала?

– Всего ничего осталось, ваше императорское высочество!

Бойкий ответ заставил Александра Александровича благодушно рассмеяться, и он повернулся к свитским, повылезавшим из экипажей, желая разделить с ними веселье.

– Полюбуйтесь, господа, какие орлы в Болховском полку служат!

Прихлебатели из свиты наследника престола вежливо похихикали, хотя на их кислых лицах было написано: «Черт тебя дернул остановиться посреди поля в такой холод!» Но с царским сыном не поспоришь, и если его разобрало любопытство, то хочешь не хочешь приходится терпеть.

– Кто у тебя ротный?

– Их благородие поручик Линдфорс!

– Как Линдфорс? – раздался чей-то голос, и, растолкав свиту, вперед выбрался какой-то флотский офицер. – Где Линдфорс? А… господа, так это и есть Блудов!

– Какой еще Блудов? – вопросительно выгнул бровь цесаревич. – Костя, ты что, перебрал?

Мичман Нилов, от которого действительно попахивало хорошим коньяком, обезоруживающе улыбнулся и бросился пояснять:

– Ну, тот самый Блудов, которого мы уже более полугода пытаемся выцарапать из Болховского полка!

– Погодите, мне что-то рассказывали о жалобе графа Вадима Дмитриевича на некоего самозванца, – припомнил великий князь. – Уж не об этом ли молодце речь. Как тебя зовут?

– Болховского полка унтер-офицер Дмитрий Будищев, ваше императорское высочество!

– Ничего не знаю, – мотнул головой флотский, – это тот самый Блудов, который починил нам гальванику на «Шутке», я его точно запомнил!

– Еще бы не запомнил, – усмехнулся цесаревич, – ты за это дело георгиевским кавалером стал!

Тут выяснение личности Дмитрия прервал доклад начальника конвоя.

– Впереди государь, – выпалил он, легко соскочив с седла и приложив руку к лохматой кавказской папахе.

– Коня! – взревел Александр Александрович, и через мгновение ему подвели поистине богатырского вида першерона.

Цесаревич немедля вставил ногу в стремя и рывком поднялся в седло, заставив покачнуться своего буцефала.

– Потом разберемся, кто ты такой есть, – крикнул он унтеру и, дав коню шенкеля, помчался навстречу царственному отцу.

Конвой и часть свиты, успевшая вскочить в седла, последовали за ним, а остальные бросились отводить кареты в стороны, чтобы не мешать проезду императора. Только довольно улыбающийся Нилов некоторое время стоял рядом с застывшим, как изваяние, унтером и довольно улыбался.

– Шалишь, брат, от флота не спрячешься! Мы хоть из-под земли, хоть со дна моря достанем.

– Так точно, ваше благородие, – мрачным голосом отвечал ему Дмитрий.

– Ну а то, что до унтера дослужился, так это и к лучшему. Хорошие унтера везде нужны! Тебе, кстати, за потопление вражеского парохода фехти… фетхи… тьфу, дьявол, никак не выговорю его названия, крест полагается! Ты рад?

– Безмерно счастлив!

– То-то! Смотри, я после войны получу назначение на броненосец и возьму тебя к себе, мне хорошие специалисты будут во как нужны!

– Что здесь происходит? – встревоженно спросил подбежавший Линдфорс, бывший до этого со вторым взводом. – Костя?! Ты как здесь?

– Вашбродь, – тихонько шепнул ему Будищев, – убрали бы вы своего приятеля от греха. Сейчас тут царь будет, а он околесицу несет да еще так фонит, что мне уже закусить надо!

Однако Нилова было так просто не унять, счастливо улыбаясь, он спешил поведать приятелю историю своего появления:

– Вообрази, великая княгиня Мария Федоровна пожелала узнать, что с катером, принадлежавшим прежде их императорским высочествам. Ну, поскольку дела у нас сейчас нет, цесаревич вызвал меня и потребовал подробностей. А тут шум-гам, поехали встречать государя и меня с собой… да ладно тебе, я и выпил-то всего ничего, просто в этих каретах так холодно!

С большим трудом мичмана удалось убрать с глаз, прежде чем проехал императорский поезд. Очевидно, цесаревич успел поделиться с государем своей находкой, потому что его карета ненадолго остановилась рядом с вытянувшимися часовыми и глаза самодержца мимолетно скользнули по их унтеру.

– Давно ли ты видел графа Вадима Дмитриевича? – спросил он у сына несколько позже.

– Одно лицо, – хмыкнул в ответ цесаревич, не отличавшийся особой деликатностью.

– Ну, не знаю, росточком этот бастард куда как повыше будет, – задумчиво заметил император, но затем улыбнулся и добавил почти весело: – Надо будет попенять Мезенцеву, а то он мне какую-то дичь доложил!