Дэвид Вебер - У рифов Армагеддона

— После такого дня, как сегодня? — Блейдин скорчил гримасу своему начальнику. — Да каждый проклятый человек на борту сегодня вечером чертовски намного более набожен, чем он был сегодня утром!

— Подытожил, словно сам Великий Викарий Эрайк, — сардонически заметил Мейридис.

— Что ж, ты предпочёл бы быть там, или живым и здоровым тут? — требовательно спросил Блейдин, махая одной рукой в общем направлении кипящего белого прибоя, невидимого сквозь густую дождливую ночь.

— Это было не совсем то, что я имел в виду, — ответил Мейридис. — Я имел в виду…

Он никогда не закончил это предложение.

Три человека из якорной вахты увидели это первыми.

Их послали на нос «Королевской Бе́дард» в не качестве наблюдателей. Они были там только для того, чтобы следить за якорным канатом, и убедиться, что галера не болтается, а канат не перетирается — это задача приобрела более чем обычное значение, учитывая, что теперь это был единственный якорь, который у неё остался. В вороньем гнезде галеры расположился наблюдатель, но не потому, что кто-то — включая его — действительно думал, что ему есть за чем наблюдать. Он был там только потому, что граф Тирск приказал, чтобы каждый корабль выставил наблюдателей, и несчастный моряк в вороньем гнезде «Королевской Бе́дард» глубоко возмущался приказами, которые привели его на этот холодный, вибрирующий, промокший и качаемый ветром насест, без каких-либо серьёзных на то оснований.

Он был промокшим, продрогшим до костей, несчастным и истощённым, как и все остальные, и потребность его тела в отдыхе была похожа на мучительную жажду. Он съёжился в вороньем гнезде, расправив свою штормовку, чтобы она защищала его как можно больше, и сосредоточился на том, чтобы продержаться до тех пор, пока он не сменится и не сможет наконец рухнуть в свой гамак.

Справедливости ради, даже если бы он был свежим и бдительным, учитывая условия видимости, было маловероятно, что он увидел бы что-нибудь, несмотря на маленькую дальность, раньше, чем за несколько секунд до того, как это заметила якорная вахта. Но это было потому, что КЕВ «Неустрашимый» потушил все свои фонари и ходовые огни, за исключением одного затенённого кормового фонарика, который был направлен прямо за корму.

К сожалению для «Королевской Бе́дард», она — как и каждое другое судно, стоявшее на якоре рядом с ней, и в отличие от флагмана Кайлеба — была освещена якорными огнями, кормовыми фонарями и фонарями на входных портах. Ещё больше огней горели под палубой, изливая свет из кормовых и каютных окон, из вёсельных уключин, палубных люков и открытых иллюминаторов. Несмотря на темноту и дождь, её совсем нетрудно было увидеть.

Один из якорной вахты внезапно выпрямился, вглядываясь в ночь, когда тень, казалось, вторглась между ним и кормовыми окнами «Паладина», почти к северу от его собственного корабля.

— Что это? — требовательно спросил он у своих товарищей.

— Что что? — раздражённо ответил один из них. Погода интересовала его намного меньше отдыха, так же, как и остальных, а его характер был вспыльчивым.

— Это! — резко сказал первый мужчина, когда неопределённая тень стала намного яснее. — Это выглядит похожим на…

Капитан Гвилим Мензир совершенно неподвижно стоял у ограждения шканцев. Никто не разговаривал, так как весь экипаж «Неустрашимого» ждал, превратившись в статуи на своих боевых постах. Капитан знал о кронпринце, его охранниках-морпехах и лейтенанте Атравесе, стоящих позади него, но каждая унция его внимания была сосредоточена на фонарях, окнах и иллюминаторах, сверкающих сквозь дождь.

Даже теперь, Мензир едва мог поверить, что принц Кайлеб безошибочно привёл их в Скальный Плёс с потоком прилива позади них. Сочетание прилива, течений и ветра создало опасную турбулентность, но канал между Скальным Крюком и островом Опал был столь же широк, как показывали их карты. Хорошо, что это было так. Внезапный затеняющий эффект от возвышавшейся высоты Скального Крюка украл ветер и силу у парусов «Неустрашимого» за несколько минут до того, как начавшийся прилив и его импульс вывел корабль из ветровой тени.

В более тесных водах это вполне могло бы оказаться фатальным, но Кайлеб доставил их туда, что было, как мог бы сказал Мензир, точным центром глубоководного канала. И теперь они собирались пожинать плоды смелости принца.

Капитан обнаружил, что затаил дыхание, и фыркнул. Неужели он ожидал, что враг услышит его дыхание, несмотря на шум бури за пределами плёса? Он скривился в ироничном само-изумлении, но эта мысль была лишь поверхностной, поскольку его корабль прокрался между галерой, стоящей довольно далеко к югу от главного вражеского флота и ближайшей к ней галерой, в сотне ярдов к северу от неё. Свет якорного фонаря южного корабля резко выделялся у неё на носу, выделяя её для его канониров левого борта. Её спутница на севере была ещё более заметна, потому что её кормовые окна светились для канониров Мензира на правом борту как блестящий маяк.

«Ещё несколько секунд», — подумал он, медленно подняв правую руку, предупреждая командиров пушек, присевших за своими орудиями по обоим бортам. — «Ещё… несколько…»

— Огонь!

Его правая рука опустилась вниз, и темнота разлетелась на части в подобной грому ярости двойного бортового залпа.

— Это выглядит похожим на…

Предупредивший об опасности моряк не имел ни единой возможности закончить свой наблюдение. Тридцативосьмифунтовое пушечное ядро истошно вопя вылетело из внезапного возникшего прямо перед «Королевской Бе́дард» потока дымного пламени и ударило его чуть выше талии.

Его ноги и бёдра мгновение стояли вертикально, разбрызгивая густую кровь сквозь дождь. Затем они бухнулись на палубу одновременно с тем, когда начались крики.

— Руль влево! — рявкнул Мензир, когда дымящиеся пушки откатились, и их расчёты набросились на них с банниками и трамбовками. — Поверните нас на два румба на правый борт!

— Так точно. Два румба на правый борт, кэпт'н!

— Встать на кормовой якорь!

Лейтенант Блейдин в ужасе отшатнулся, когда визжащее пушечное ядро ворвалось в нос, пробив сквозной пролом в носовой надстройке в вихре смертоносных осколков, и ударило лейтенанта Мейридиса словно демон. Первый лейтенант буквально разлетелся на части, окатив Блейдина взрывом горячей, дымящейся крови, который был настолько шокирующим, что он едва ощутил внезапную вспышку боли в голени своей правой ноги.

Пушки «Неустрашимого» были заряжены двойным выстрелом. Пушечные расчёты подготовились с отменной тщательностью, потратив время, чтобы убедиться, что всё сделано правильно. Каждая пушка была заряжена не только ядром, но ещё и с излишком зарядом картечи сверху. Это уменьшило точность и создало потенциально опасную нагрузку на стволы пушек, но дальность была маленькая, каждое из его орудий было новым, выплавленным, чтобы выдерживать именно такое давление, и последствия для их цели были катастрофическими.