Георгий Лопатин - Объединитель Руси [litres]

– А что так? Почему бы и не сейчас? Али испугался? – насмешничал Мстислав.

– Давай решим дело в божьем суде в схватке один на один? – в свою очередь предложил Юрий. – Как настоящие варяги.

Он, несмотря на плотный график государственных дел, не забывал о тренировках.

– Не…

– А чего так? Али испугался? – вернул насмешку Юрий.

– Стар я стал для таких забав молодецких.

– Ну так и у меня войско мало. Или честь тебе позволит напасть втроем на одного?

– Уходи, Юрий, и ты, Ярослав, я не хочу убивать мужа моей дочери, – уже с серьезным видом сказал Мстислав Мстиславич. – Из Новгорода тоже уходи.

– Уйдем, но мы вернемся. И тогда все решит право сильного, ярым приверженцем которого ты стал.

– Я знаю и буду ждать.

Узнав о возвращении в Новгород Мстислава и изгнания Ярослава, Константин очень возбудился и, испугавшись, что Юрий с вернувшимся в Переяславль-Залесский Ярославом, объединив силы с муромским князем, превентивным ударом раздавят его в Ростове, оставив город, бросился к союзнику, чтобы тот помог одолеть братьев, если желает заполучить обещанную Тверь.

– Тверь и так уже моя, – заметил на это Удатный. – Я выполнил условия договора, ну а то, что ты не смог воспользоваться обеспеченной мной возможностью, так то сам виноват.

– Хорошо… Чего ты хочешь?

После нового торга Константин за помощь в борьбе в дополнение к Твери пообещал Углич. Плата не так уж и велика, если учитывать, что Константин собирался в будущем восполнить потери за счет Мурома и Рязани. Да, сейчас Рязань союзник, но…

За такой кус, как Тверь и Углич, уже можно было позвенеть клинками, и по весне тысяча двести пятнадцатого года Мстислав Мстиславич, собрав великое войско, насчитывавшее под десять тысяч человек, большую часть из которых составляли добровольцы-охотники из числа новгородцев, широко и печально известные ушкуйники, охочие до грабежа, двинулся на Владимирское княжество.

Как стало известно разведчикам, да это особо никто и не скрывал, первой целью должен был стать Переяславль-Залесский.

Могло быть это ловушкой с целью отвлечь внимание, дабы, сменив маршрут, ударить по другому городу, да хоть тому же Владимиру?

Нет. Ушкуйники шли на ладьях, являясь основной штурмовой силой, а прямого водного пути к Владимиру не было. Даже чтобы добраться до обозначенной цели, придется преодолевать сухопутный участок из Мста в Тверцу.

Да и к чему такие сложности? Войско огромное, вдвое превосходит владимирское с учетом тех же охотников.

Охотников, наверное, можно было бы и больше привлечь, но Юрий не стал этого делать.

– Почему? – удивлялся Ярослав.

– У меня обозники есть, – улыбнулся на это великий князь.

Ярослав понятливо кивнул. Тот бой в тринадцатом году не забылся. С тех пор те три сотни стрелков увеличились до двух тысяч. Пусть только половина была вооружена арбалетами, но это была уже сила, которую не стоило недооценивать.

Поскольку вражеское войско двигалось очень медленно, то у Юрия, как и два года назад, появилась возможность самому выбрать удобное поле боя и дождаться на нем противника, а это уже если не половина победы, то всяко ее значительная часть.

Теоретически противник мог проигнорировать Юрия, но на практике такое было невозможно. Не приняв бой, Мстислав бы открыл Юрию путь в новгородскую землю, ну а он бы развернулся там во всю ширь, тот же Торжок осадить, да так, что бояре с купцами взвоют и потребуют от Мстислава вернуться и оборонить их от бесчинств.

И подходящее поле было найдено, широкое и длинное, но тоже ограниченное с одной стороны рекой, а с другой – лесом.

Ушкуйники прибыли первыми, но, увидев войско Юрия, спешно отгребли назад, дожидаясь дружины Мстислава и Константина, что увеличил численность своего войска до тысячи человек, в том числе за счет полутора сотен бойцов Ивана, пообещав тому за помощь с три короба.

– У него так плохо с воями, что вывел в поле пешцев?! – презрительно рассмеялся Мстислав Мстиславич, когда увидел, что на той стороне посередине стоят пехотинцы, а на флангах и в тылу переминается конница.

– Не стоит их недооценивать, Мстислав, – сказал на это с хмурым видом Константин.

– Пустое! Пехота хороша либо на стенах, либо при штурме этих стен, но никак не в поле! Мои дружинники их сомнут!

Бравада и пренебрежение Удатного были понятны и логичны. Вот уже сколько столетий на поле боя царит именно тяжелая конница. Все попытки пехоты противостоять ей заканчивались для этой самой пехоты одинаково плохо. Всадники разбивали строй, и дальше шла кровавая потеха.

К тому же сказалось отношение Мстислава к Константину как к не очень смелому человеку, это мягко говоря, а потому к его предупреждению отнесся как к проявлению трусости.

Согласно обычаю князья встретились на середине поля.

– Еще раз говорю, отдай Константину Владимир, сам сядь в Суздале, и обойдемся без ненужного кровопролития, – сказал Мстислав, играя в миротворца.

Терять дружинников не хотелось.

– Это невозможно. Уходите с моей земли, либо лягте в нее.

Собственно, говорить было больше не о чем, и стороны вернулись к своим войскам.

– В атаку! – скомандовал Мстислав, и вся эта огромная конная лава, сотрясая землю и издавая гул, устремилась вперед.

Зрелище для неподготовленного человека реально страшное. Столь же жуткое, как наползание на тебя грохочущего многотонного танка. Обделаться не фиг делать. Просто сам не заметишь, что навалил полные штаны кирпичей.

Но как есть понятие «танковая обкатка», так и Юрий обкатал своих стрелков кавалерийскими атаками. Раз за разом, снова и снова. Заодно дружинников дисциплине и дополнительным маневрам по сигналу учил, а то у них с этим обстояло все не очень хорошо.

Поначалу было трудно. Парни, даже зная, что это лишь элемент обучения, и их не станут стаптывать, все равно не выдерживали и задавали стрекача. Но злые наставники с дубинкам и жесткие наказания сделали свое дело, теперь стрелки больше боялись наказания от своих наставников, чем кавалеристов.

А потом это стало для них привычно. Ведь такие учения длились неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом…

– Копейщики! Ставь копья!

Первые три шеренги копейщиков, в число которых включили самых старших ребят, коим исполнилось уже по восемнадцать-двадцать лет, установили длинные четырехметровые копья, вложив их в специальный паз в щите и уперев в землю металлическим же наконечником. Причем не строго друг над другом, а чуть расходясь в стороны, из-за чего получался сплошной ряд острых жал.

– Стрелки! Взвести самострелы!

Ребята помладше, от шестнадцати до восемнадцати лет, укрываясь за высокими щитами, вбитыми в землю с помощью специальных стальных кольев с упором, чуть дрожащими руками взвели с помощью «козьих ног» свои самострелы.