Игорь Соловьев - Перекрестки судьбы. Тропами прошлого

– А как мы дадим о себе знать? Ты умеешь пользоваться штатовской радиостанцией?

– Нет, я не знаю их кодов. Но это не проблема. Так получилось, что у меня есть своя связь. – Бронко показал на висевший у него за спиной рюкзак с научным оборудованием. – По понятным соображениям я это не афишировал. Я попробую вызвать вертолет с российской базы, если на маршруте не будет аномалий. Ты ведь ничего не имеешь против своих соотечественников?

Только тут Сокольских обратил внимание, что куда-то исчез акцент словака, да и сами фразы он теперь произносил иначе.

– Нет, ничего не имею против. Я понимаю, что сейчас не время, но… ты вообще кто?

Бронко на секунду взглянул ему в глаза, и Птица понял, что подобные взгляды он в своей жизни уже встречал.

– Да, ты верно сообразил. Я, разумеется, никакой не словак, и зовут меня отнюдь не Бронко. Тебе достаточно будет того, что я являюсь сотрудником Генерального штаба Главного разведывательного управления. Офицер ГШ ГРУ, если коротко. В этой пестрой компании я оказался не случайно. Пришлось потратить много времени и сил, чтобы оказаться в нужном месте и в нужное время. А уж сколько было вложено в легенду прикрытия, вовсе говорить не стоит. Скажем так, попасть в экспедицию было нелегко. Многие пытались. Получилось только у меня. И то – по стечению обстоятельств. Большая удача. Для тебя, между прочим, в первую очередь. Будь на моем месте сейчас другой, я бы не дал за твою жизнь ни копейки.

– Погоди… так на болоте, лоскут от костюма Саймона на ветке, твоя работа?

– Значит, нашли? Ну что ж, выходит расчет был верный.

– Так ты его специально для нас, что ли, оставил? А какой был в этом смысл?

– Наитие. На самом деле, я себя потом не раз корил за эту импровизацию. Мне было важно, чтобы Грегори и, возможно, ты стали бы более внимательны к окружающим. Я не себя имею в виду. С самого начала мне показался подозрительным состав группы, что-то было не так. Я даже не удивлен сегодняшней развязке, хотя и несколько иначе себе все это представлял. Стопроцентной уверенности не было, все-таки присутствовало много внешних факторов, сыгравших свою роль.

– Можешь сказать мне откровенно, Бронко? Ничего, кстати, что я к тебе так обращаюсь?

– Валяй. – Офицер ГРУ проверил ход троса и крепость узлов.

– А каким должен был быть финал твоей собственной истории?

– Хочешь знать, не поступил ли бы я так же, как Руди? Нет, парень, у нас другие методы. Все-таки он, – Бронко кивнул на мертвого церэушника, – решил играть по своим правилам. Заметь, это ведь даже не указание Джейкобсона, а чистой воды «махновщина».

– Ну, допустим, и все же, как бы вы стали получать интересующую информацию от меня?

– То, что ты ее, эту информацию, вообще получил, – воля случая. Как я понимаю, ты рассматривался американцами исключительно как проводник. При другом раскладе, ты бы сейчас попу грел на солнышке, возле подстанции, вместе с Натаном и другими научниками. Руди был прав, твой спуск сюда вообще не был изначально ими предусмотрен. Отвечая на твой вопрос: мы на тебя никаких особых видов не имели. Да, на всякий крайний случай определенный подход к тебе был. Рассчитанный, правда, на другой масштаб, нежели имеющаяся сейчас у тебя информация. Я могу передать тебе привет от ротного и комбата, под началом которых ты служил. И упомянуть кое-что из событий твоей службы, о чем человеку, не связанному с моей организацией, а тем более иностранцу, вряд ли могло бы быть известно. Помимо этого, я мог бы описать, как может измениться судьба твоего племянника после отсидки – в положительную сторону. Я, конечно, не в курсе, что там тебе предлагал американский майор, но поверь, Родина тоже может не только обещания раздавать да оперировать голыми лозунгами.

– Меня не это сейчас интересует.

– Да я понимаю, Серега, ты сейчас о жизни этой девочки думаешь, так? Ну, вот тебе мое слово, я сделаю все возможное, чтобы она была жива. А там… смотри.

– Насчет чего?

– Сам знаешь.

Они выбрались на поверхность, когда солнце только-только начинало всходить над лесом. Свежий воздух пьянил, ветер трепал волосы, хотелось упасть в траву и просто смотреть на бескрайнее небо, фиолетово-розовым отливом раскинувшееся до самого горизонта.

Девушку бережно положили на мягкий ковер прошлогодней листвы, густо устилавшей пространство вокруг заросшего мхом колпака воздуховода.

– Погоди. – Сергей остановил Бронко, который уже колдовал над аппаратурой со встроенной рацией.

– Что?

– Не хочу, чтобы это выглядело как «баш на баш», поэтому сейчас скажу. Без условий. Хватит, наторговался.

– Что скажешь? – не сразу понял гэрэушник.

– То, что ты хотел знать. Это «Иволга-2».

– Поясни?

– Место, куда с этой базы было отправлено «изделие», называется «Иволга-2». Так было помечено в бумагах.

– А координаты?

– Там не было больше ничего. Только название: запасная станция «Иволга-2». Тебе это говорит о чем-то?

– Мне – нет. Честно говоря, понятия не имею, что это такое. Пусть дальше с этим разбираются те, кому положено. И да – спасибо тебе.

Через минуту на российскую базу ОВК ушла шифровка:

«Зима – Центру. Сообщаю, что пенал с 2 простыми карандашами и одним маркером лежат в… широком шкафу… и длинной полке. Достоверно известно, что из 9 карандашей четверо оказались цанговыми. Один из простых карандашей сильно затупился. Нуждается в заточке. Для срочной доставки нужен портфель, местоположение – по указанным номерам канцелярской мебели. Зима»

Потом радист оглянулся на тревожно склонившегося над девушкой сталкера. Но тот уже ничего не слышал и не замечал. Для него сейчас существовала только Иева Вирулайне.

Солнце едва позолотило верхушки елей, когда воздух над поляной завертелся ураганом под махами мощных винтов двух военно-транспортных вертолетов. С одного из них выскочила группа медиков с носилками, безошибочно бросившихся к лежащей Иеве. Со второго высадился отряд вооруженных людей в камуфляже российской расцветки, касках, навороченных разгрузках. Они подбежали к Бронко, и тот, пытаясь перекричать шум работающих двигателей, что-то им объяснял, показывая на колпак вентиляционной шахты.

Потом одна винтокрылая машина поднялась в воздух и решительно взяла курс на восток. Сергей держал за руку Иеву, так и не пришедшую в сознание. Он неотрывно смотрел в ее лицо – бледное, усталое, но такое умиротворенное. В глаза ему то и дело били солнечные зайчики, отраженные от толстого стекла иллюминатора. Но Птица не щурился, не мигал, как будто боялся пропустить нечто очень важное. Ему вдруг вспомнились давным-давно услышанные слова: «Зона – это не территория, это та проверка, в результате которой человек может либо выстоять, либо сломаться. Выстоит ли человек – зависит от его чувства собственного достоинства, его способности различать главное и преходящее». Кажется, он, Сергей Сокольских, только сейчас понял, что было для него по-настоящему главным. И теперь он больше всего на свете боялся это главное потерять.