Станислав Пекарский - Сердце друида [СИ]

Неожиданно раздался раскат грома. В распотрошенную тушу Зверя вонзилась молния, поджигая изогнутые вокруг деревья.

— Ада!! Ты убьешь нас! — Ноэль развернулся к девушке.

От друидки исходила мощная сияющая аура. Её горящие, наполненные светом, глаза смотрели в небо. В пылающего Зверя одна за другой били молнии, испепеляя на своём пути мясо, корни, землю… С усилием преодолев сопротивление поднявшегося ветра, Ноэль бросился к призывающей бурю девушке.

— Приди в себя! — он сбил её с ног и повалилна траву. Грозовые раскаты постепенно стали затихать.

— Я… справилась? — свет исчез из глаз Ады вместе с обволакивающей её аурой.

— Да, гребанная ты дура, даже слишком хорошо!

— Это ты…? — она недоумевающе смотрела на вора. — Ноэль… я видела её.

Девушка потеряла сознание. Ноэль с тяжелым стоном завалился рядом. Неужели конец? Он лежал в мокрой траве не в силах пошевелиться. За склонившимися дубами загорелись первые звезды. Ночной ветер поднимал вверх клубы горячего пепла. В тлеющих корнях догорали почерневшие остатки нежити. Где-то в отдалении слышались беспокойные голоса. На краю поляны возник силуэт, обрамленный гривой седых волос. Над Ноэлем склонилось изборожденное морщинами лицо:

— Всё в порядке, парень. Мы можем вернуться домой.

На отдаленном холме горели девять погребальных костров. В их отблесках безмолвно стояли люди Иссурима, провожающие своих защитников в последний путь. Женщины тихо всхлипывали по павшим мужьям и сыновьям. Мужчины хмуро наблюдали за исчезавшими в языках пламени друзьями и братьями. Тяжело хромая, вперед вышел опирающийся на посох седовласый старец.

— Горечь утраты всегда являлась тяжким бременем смертных. Наш народ испил её сполна, кровью сражаясь за своё существование, — скрипучий голос резонировал с потрескиванием костров, — сегодня мы несем в своих сердцах горечь за павших в бою отважных мужей, воинов обители, отдавших свои жизни за будущее Иссурима. Зверь, исчадье тьмы, повержен. Их души отомщены, и жертва их не была напрасной. Они уйдут к Великой Матери, смешавшись с земной твердью. Они встретятся с ней, развеявшись пеплом на свободном ветру. Они будут наблюдать за нами, переродившись в древа вечной памяти. Они будут с нами. Мы — с ними. Да будет ваш покой благословлен бескрайней рощей. Прощайте, братья.

Друиды постепенно расходились. Человек в потрепанном плаще отделился от толпы и неспешно подошел к застывшему у огней седовласому:

— Отличная речь, старик.

— Всё чего я хочу — больше никогда не произносить её, — тяжело вздохнул Казимир.

— Зачем было отходить так далеко от деревни? Костры можно было разжечь и в пределах стен. Выводить людей на незащищенную территорию не лучшее решение, — Ноэль вяло наблюдал за танцующими угольками.

— Возможно. Но это наш долг, — Старейшина повел рукой в сторону, указывая на растущие неподалеку редкие деревья, — взгляни, там начинается роща памяти. У каждого друида есть своё древо-спутник. Когда в обители рождается ребенок, мы смешиваем его кровь с чистым семенем, а после сеем зерно в землю. Так рождается древо жизни — единение человека и природы. Но рано или поздно у каждого из нас появится второе древо — древо памяти. Когда наши оболочки настигает смерть, ветви усыхающего древа-спутника обрезаются и сгорают вместе с нами в погребальном костре. Человеческий и древесный пепел становятся золой, что вскоре даст жизнь последнему семени братского древа, тем самым объединив в себе память двух сущностей, — друид откашлялся. — Вскоре тут расцветут девять новых ростков. Это печальное и значимое событие для всей обители. Поэтому мы здесь. Традиции — это столпы, на которых зиждется наша жизнь.

— Традиции… — Ноэль презрительно сплюнул, — и куда они вас привели?

Казимир грустно улыбнулся:

— Любой путь труден и тернист, но если у тебя есть вера — не важно, куда он ведет. Важно — верить.

— Скажи это своей дочери.

Друид развернулся и медленно поковылял в сторону деревни. Ноэль пошел следом.

— Как она? — тихо спросил вор.

— Всё ещё без сознания. Она потратила слишком много сил, но её жизни ничего не угрожает. Как и жизни Хадвара. Его регенерация всегда меня впечатляла. О тебе он, кстати, высказывался в довольно негативном ключе, — Старейшина внимательно посмотрел на Ноэля, — вы с ним не сильно поладили, верно?

— Избавь меня от этого…

— Он весьма вспыльчив и нетерпим, — Казимир продолжал гнуть свою линию, — но хороший человек и сильный воин. Я знаю его с детства, еще маленьким беженцем из уничтоженного Карленака. К сожалению, тяжелое прошлое оставило сильный шрам на его доверии к людям. Помню его хулиганские выходки… — старик ностальгически хмыкнул, — когда-нибудь он поборется за право называться Старейшиной с моими сыновьями, но в душе навсегда останется маленьким бунтарем. В этом вы с ним очень даже похожи.

— Это была не её сила, — Ноэль чувствовал, как Старейшина избегал прямого разговора о своей дочери, — я совсем не дурак, Казимир. И если бы я не успел остановить её, ты мог бы спокойно устраивать погребальный костер для всей своей драгоценной обители разом. Не вяжется это с заветами друидизма о мире и любви. Так что, может, не будем играть в эти игры, и ты скажешь, что здесь происходит? И что ещё за «Сердце»?

— Твои вопросы естественны, — старый друид, устало вздохнул, — но это не значит, что ты получишь на них ответы. По крайней мере, сейчас. Как и мы все — Адал’ай выполняет свой долг.

— Вот только не нужно заливать мне про долг, старик. Всё это не более чем удобный предлог, используемый теми же сранными царьками для управления своими стадами. Хотя вот тебе пример полокальнее — рычаг для эдакой условной забулдыжной секты, мм? Или, скажем, для чьей-нибудь наивной дочери, ничего не напоминает? — мужчина в сердцах пнул попавшийся под сапог камень. — Жертвовать свободой ради «долга»? Я не страдаю этим самообманом, Казимир.

— Это не жертва, а благо, Ноэль, — Старейшина мягко стоял на своем, — это наш мир и наши устои. И каждый из нас, включая мою дочь, знает в нём своё место. Ты слишком долго прожил в этом мире один, но когда-нибудь ты поймёшь.

— Единственное, что я понимаю: за незатейливыми фетишем с деревьями вы скрываете нечто большее! — взорвался Ноэль.

— К сожалению, ты не один, кто так считает, — печально ответил Казимир.

— О чем ты?

— Зверь… Он не пришел к нам сам. Его направляли.

— С чего ты решил, что это не просто бродячая нежить? Конечно, в глубине королевства это редкость, но всё же возможно, — молодой вор пожал плечами.

— Поведение этой твари… мой отряд преследовал его больше недели. Сперва Зверь действительно вел себя как обыкновенное дикое животное, беспорядочно перемещаясь, петляя и, в тоже время, не подпуская нас достаточно близко. Мы почти нагнали его, но в последний день всё изменилось. Без всякой на то причины он ринулся назад, не сворачивая ни на шаг, по кратчайшему пути нацелившись на деревню. Он был под контролем, парень. Мы пытались его остановить, — Казимир обернулся на пылающие позади костры, — сам видишь, что из этого вышло. В живых остался я один, — он положил руку на плечо Ноэля, — хоть ты и чужак, неведомо как свалившийся на наши головы, но хвала земной тверди ты оказался рядом. Без твоей помощи всё могло сложиться куда плачевнее.