Юрий Мори - Метро 2035: Эмбрион. Начало [litres с оптимизированной обложкой]

– Я и не подумала, – растерянно ответила девушка. – И это… Из-за меня все?

– Да не из-за вас… Он психически болен. Плюс алкоголь. И нервный срыв из-за посещения изолятора, покойный полковник успел мне рассказать.

Зинченко вещал. Излагал. Убеждал. Заслушаешься, даже сам Кат на миг поддался его аргументам, слушая со стороны. Сам бы расстрелял этого мерзавца, зарезавшего начальника Базы. Вот только он был уверен, что нож в последний раз держал в руках в столовой. Когда мясо резал. Да и тот был тупым и непригодным даже для нападения на капитана… ах да, простите – майора.

– Голосую против до выяснения обстоятельств, – твердо сказала Консуэло. – Избить он мог, но зайти и хладнокровно зарезать – нет. Я так думаю. Сколько знаю Волкова, – а знаю давно, – не стал бы он так делать.

– А вот я – за, – сказал Зинченко. – И утверждаю приговор большинства. Но – с отсрочкой.

Он полез за портсигаром и зажигалкой. Не торопясь, закурил и продолжил:

– Пепельницу сюда надо… Так вот, с отсрочкой и условием.

Бросив блокнот, Ярцев побежал к шкафу, где у покойного полковника хранилась посуда, несколько бутылок коньяка и прочая подручная мелочь. Позвенел кружками и выудил пепельницу – большую, стеклянную, из тех времен, когда на совещаниях все дымили. С поклоном поставил ее на стол майора и так же бегом вернулся на свое место.

– Спасибо, Валерик… Шустрый ты, как понос. Итак, мы все знаем, Фоминым было принято решение о направлении второй группы на Базу-1. Для поиска и доставки схемы рассадки эмбрионов. Именно для этого он пригласил сюда своего… убийцу, как наиболее подходящего для выполнения задания субъекта.

– Волков, кстати, отказался, – заметила Консуэло.

– Да-да, я в курсе… Но саму миссию никто не отменял. Хочу внести предложение: мы отменим ему расстрел. Помилуем, но с изгнанием, конечно. Если он принесет нам перед этим схему. Своей рукой подпишу помилование!

– Если направить его на Базу-1, он сбежит по дороге, – буркнул Старцев. Майор был наблюдателен, и сразу как-то засомневался: очень уж убийство в стиле маньяка, которого с осени никто поймать не может, когда и следа здесь Ката не было. Да и нож так и не нашелся, что странно. Дурно все это пахнет…

– Не сбежит, – вдруг сказала Консуэло. – Отлепите ему эту дрянь с лица.

Валерик поднялся, дождавшись кивка Зинченко, подошел к лежавшему Кату и рывком отлепил скотч, содрав щетину над губой.

– От тебя воняет, – тихо сказал сталкер.

– Работа такая, – так же негромко ответил Ярцев. – С говном вожусь. Типа тебя.

– Волков… Ты всегда гордился, что держишь честное слово. – Консуэло смотрела в сторону, хоть и обращалась к Кату. – Так все и осталось?

– Я его кому попало не даю, – ответил он. – Если даю, держу.

– Ты мне за мужа должен, Саша, так что я требую: обещай, что пойдешь и вернешься.

– Ты бы меня и попросить могла… – грустно улыбнулся Кат. – Просто попросить. Тем более что я не убивал Фомина.

Над ним на стене захрипели часы, заскрежетала цепь и раздался надсадный кашель кукушки. Одиннадцать раз. Всего лишь одиннадцать часов вечера этого увлекательного дня.

– Валерик, – задушевно сказал Зинченко. – Сними часики, будь любезен.

Ярцев метнулся, встал на цыпочки и сдернул механизм со стены.

– А теперь ебани их о пол, от всей души! Не место им здесь.

Раздался грохот, цепи с гирями разлетелись в стороны. Домик, в котором пряталась птица, рассыпался, а сама кукушка в последнем порыве высунулась на длинной штанге, да так и замерла перед носом Ката. Даже самым тупым стало ясно, что прежняя эпоха закончилась.

– Дай мне слово, что пойдешь, принесешь и вернешься, – твердо сказала Консуэло. – Ты же слышал Георгия Петровича? Ну и… Это моя личная просьба.

– Честное слово. Лишь бы ты была счастлива, дорогая моя. Рожай своих здоровых детей, раз уж так надо.

Кат лежал и смотрел на нее. Чужая жена… вдова уже, да. А он все равно ради нее в любое пекло готов. Да и то, что она сказала… Люди. Ну, боги с вами, пусть и ради них. Людей. Иначе будет чувствовать себя… Валериком. Таким же потным угодливым мудаком, который на самом деле только для себя и старается.

– Хотел бы, чтоб счастлива – не убивал бы полковника, – проворчал Валеев. Впрочем, до него никому не было дела.

Зинченко постучал карандашом по пепельнице, привлекая внимание:

– Поскольку я все равно Волкову не верю, предлагаю закрепить его «честное слово». – Он сказал это с издевкой. – Во-первых, один он не пойдет, это однозначно. Ну и присмотрят за ним… там. А то мало ли. Ярцев, пойдешь с группой?

Валерик испуганно посмотрел на начальника, немного побледнел и замялся:

– Ну… Я думаю, от меня здесь больше пользы…

Переться на поверхность вместе с буйным сталкером, да еще с большой вероятностью там сдохнуть? Вот уж увольте.

– Верно рассуждаешь, верно… – Зинченко откровенно издевался над своим помощником. – Ладно. Сиди уж здесь. Найдется кому. А тебя я пока назначаю исполняющим обязанности начальника внутренней безопасности Базы. Ну и своим замом, заодно.

Старцев вскинул взгляд на нового начальника Базы. Кат, который внимательно – хоть и с пола – следил за заседанием, увидел, что из всех спешных решений это военному не понравилось больше всего. Видимо, прославился Валерик своей подлостью, а тут такой щедрый подарок.

– Принимай дела, короче. А сперва вызови патруль, пусть этого мерзавца обратно в кабинет засунут и запрут там до выхода. Свяжись с этими, как их… С группой Кима. Скажи, чтобы готовились к походу. Есть им напарник. Психованный, но честный, да, капитан Фомина?

Консуэло сидела с отрешенным взглядом. Кат подумал, что она никого не слышит, но девушка медленно кивнула:

– Я не верю в его вину, Георгий Петрович.

– Твои проблемы, Консуэло. Суд решил иначе, – жестко ответил Зинченко.

Валерик уже накручивал диск телефона, наклонившись у стола начальника. Вся связь на Базе была древней, аналоговой, но это и хорошо – электроника в Черный День выгорела к чертовой матери.

– Дежурный? Начальник внутренней безопасности старший лейтенант Ярцев. Нет, майор Зинченко меня назначил… Да не перебивай ты, в карцер суну! Патруль в кабинет начальника Базы. Да, для конвоирования преступника.

Ката подняли, разрезали скотч на ногах и отвели обратно в кабинет, где так и валялся раскрытый томик стихов древних авторов. Когда его выводили, он посмотрел на Консуэло. Она одними губами прошептала: «Принеси ее».

Хотя Кату и показалось, что она говорит что-то другое, о любви, он подозревал, что обольщаться не стоит.

– Бурцев!

– Я.

– Барченко!

– Я.

– Волков! – Зинченко неприятно улыбнулся, оглядывая строй подростков. На построении должны быть все, кроме больных и припадочных, его любимая фраза. – Волко-ов!