Юрий Мори - Метро 2035: Эмбрион. Начало [litres с оптимизированной обложкой]

– Молчи и слушай! С Ринатовым я договорилась. Якобы ты его позвал, обманом заставил зайти и набросился на него. Фингал ему поставь, только не сильно, его свяжем. Потом ты зайдешь в учебный блок, оружие там, химзащита тоже. Противогазы под отчет, в запертом шкафу, так что возьмешь респиратор.

– Ага… – задавленный ее напором, кивнул Кат. Дико хотелось пить, но не просить же сейчас. – А наверх-то как?

– Есть вентшахта, номер шесть, которая сюда ближе всего. По ней. Я больше ничего не могу придумать.

– И дальше что? Всю жизнь с клеймом преступника? Кисло это как-то, Консуэло. Спасибо, что придумала, но не надо. И сержанта накажут, вяжи не вяжи, он злодея упустил.

Девушка сжала кулаки и выпрямилась как струна, стараясь стать выше, разговаривать на одном уровне с этим бестолковым дылдой.

– А ты что предлагаешь?

– Да ничего. Трибунал так трибунал. Попробую оправдаться, расскажу Фомину, как дело было.

Консуэло вздохнула и поникла:

– Какой ты сильный и… глупый, Саша.

– Меня Зинченко назвал Катастрофой. Так и буду себя звать, точное слово.

– Да? А пожалуй, он прав. Катастроф ты. Кат, чтобы язык не сломать.

– Кат так Кат, – согласился он.

Сделал шаг вперед и обнял Консуэло, очень осторожно, словно она была не живая, а ангел, случайно слетевший вниз, с небес, посмотреть, как здесь люди живут, в подземных коробках, в спертом воздухе и без надежд на что-либо.

Девушка застыла в его объятиях, потом прижалась крепче и неумело поцеловала в губы. Кат забыл обо всем – о трибунале, о Зинченко, о мокром бетоне в пятнах инея вокруг. Ничего, кроме нее, больше не существовало. Консуэло оттолкнула его и, виновато улыбнувшись, вышла из карцера.

Никаких шансов оправдаться на трибунале Кату не дали. Зинченко и двое старших офицеров, которых воспитанники видели от силы раза три и по фамилиям не знали, сидели за столом. Конвойный завел Ката в комнату, где со стен смотрели полустертые плакаты с увещеваниями гражданской обороны, придуманные лица с хоботами противогазов и смешные ядерные грибы, далекие от настоящих, как изображения голубей в книгах от живых птиц.

Зинченко встал, поправил китель и звучным, но недовольным голосом зачитал решение трибунала. Именем Российской Федерации… За нарушение воинской присяги… Нападение и причинение… Полковник Фомин.

Изгнание на два года.

О поверхности и без вещей речи не шло, за эту спасительную деталь уцепился уставший от последних суток разум Ката.

– Вопросы, осужденный?

– Я… – Голос у него сел от ночевки в холоде, но парень откашлялся и продолжил: – Вы меня отведете в убежище?

Зинченко скривился:

– Да, к сожалению. Если там примут. За шаг на территорию Базы – расстрел на месте. Я голосовал за расстрел сразу, но Фомин тебя помиловал, считай.

– Проводите осужденного, – сказал конвоиру один из незнакомых офицеров.

Дальше все пошло быстро: трое охранников, внутренний пост, лестница. Первая дверь. Шлюз. Вторая дверь. Блокпост в фальшивом домике над Базой. Охрана помалкивала. Кат сплевывал кровяные сгустки на землю и шел. На подъеме от входа в Базу к разрушенным центральным кварталам он едва не потерял сознание от боли, но не сдавался. Школа закончена. Теперь посмотрим, как оно живется в большом мире.

Довели до укрытия «Проспект Революции», сдали дежурному. Тот немало удивился, но принял парня, не оставлять же на поверхности. Кат, каким-то чудом державшийся на ногах, чтобы доказать самому себе, что он силен, все-таки застонал и сел прямо на пол в центральном проходе убежища. Вокруг ходили люди, но он никого из них не интересовал. Из-за задернутой тряпки на месте дверного проема в одну из клетушек-комнат высунулась старуха, подозрительно глянула на Ката, но промолчала и спряталась.

Свободным для прохода был только сам коридор, дальше шли разнообразные палатки, шатры, сколоченные из разнокалиберных досок будки. Виднелась даже странная конструкция из натянутой на распорки ярко-синей ткани. Все это и были дома, теперь только такие.

В проходах между всем этим разнообразием ходили, сидели, варили на костерках еду, ругались, пили, торговали и ели люди. Обычные для форпостов, худые, с очень бледной кожей. Часто – очень коротко стриженные или совсем наголо бритые. Пару раз на глаза сидевшему Кату попались больные. Лучевая это или уже мутации – так и не разберешь, но выглядело жутковато.

– Чего расселся? – спросил кто-то сверху.

Кат с трудом поднялся на ноги. А вот эти двое, пожалуй, и не отсюда. Странно. Убежище торговое, тихое, придираться к чужакам, насколько он слышал, не принято. Но это у местных не принято, а этим парням с неожиданно загорелыми и обветренными лицами на все эти условности плевать, похоже.

– Мешаю? – с вызовом спросил Кат. Только подраться сейчас не хватало. Еле дышит, а туда же. Убьют же и глазом не моргнут.

– Ким, парень напрягся! Сколько раз тебе говорить, мягче надо. Добрее. – Второй даже разговаривал по-другому, действительно мягче и без угрожающих интонаций.

– Тыр-пыр, восемь дыр! Буран, нам носильщик нужен. Крепкий дельный пацан, а не этот туберкулезник.

Грубоватому, которого звали Ким, было за сорок. Небольшого роста, лысый, он тем не менее выглядел тренированным бойцом. И дело не в АКМ на плече, вооружить можно любого, а в движениях, во взгляде. Кат понял, что из двоих этот – наиболее опасный противник, если придется драться.

– Я не туберкулезник, – сказал он, снова сплюнув кровью на пол.

– А красным харкаешь так, из любви к искусству, – заржал Ким. – Пошли дальше, дружище, этому жить пару месяцев, не связываемся.

– Я не заразный. У меня ребра сломаны, – прохрипел Кат. Черт его знает, кто эти двое, но они ищут работника. А ему жить не на что, надо хвататься за любые варианты.

Буран, которого уже тянул за рукав приятель, обернулся:

– Стрелять умеешь?

– «Пионерлагерь» Базы, – брякнул Кат, понимая, что это последняя надежда зацепить работодателей.

– Стой, Ким! Стой, стой, стой. А с этого места подробнее, юноша: сколько лет обучения?

– Четыре. Почти закончил. – Кату было очень тяжело стоять, его шатало, но он старался выдержать. Хотя бы до конца разговора не упасть. А потом – плевать, отлежится как-нибудь.

– Ага… Стрельба, рукопашка, что еще?

– Подрывник. Могу машины водить, но так… В теории.

– Оба-на, как! А чего не в рядах и погонах?

– Выгнали. Драка, нападение на командира.

Буран почесал заросшую щетиной щеку:

– Кто командир-то?

– Зинченко. Знаете такого?

– Мы всех знаем… Слышь, Ким. Берем пацана. Капитан редкий мудак, если и получил от парня, сто пудов заслуженно. Под мою ответственность – берем.

– Под твою мы хоть Рагнара возьмем, – недовольно пробурчал тот.