Сергей Клочков - Синдром Зоны [litres]

– Только, когда швырнешь, ложись сразу, – посоветовал я. – Проф, Пенка, отвернитесь… и на землю, на всякий.

Хип, широко размахнувшись, как гранату, запулила камень в аномалию и тут же легла, прикрыв голову руками, я тоже упал, зажмурив глаза, но вспышка все же просветила веки ярким розовым заревом. Камень, судя по всему, просто взорвался со звуком артиллерийского выстрела, вызвав многоголосое эхо от дальних домов. Вверх поднялось лохматое кольцо черно-бурого дыма, вокруг начали падать мелкие, уже остывшие капли стекла, а артефакты как ни в чем не бывало продолжали мирно покачиваться на дне черной впадины.

– Блин ватрушечный, – с досадой «испекла» Хип. – Да, по ходу, бесполезно… может, пулей?

– Не, не долетит, – хмыкнул я, провожая взглядом бледнеющее в небе дымное «колесо». – Просто представь, Хип, что эти «трещотки» не здесь, а например, на Луне. Я всегда так делаю, когда зелен виноград. Помогает, знаешь.

Хип рассмеялась, хлопнула меня по плечу, и, уже не оглядываясь на аномалию, мы пошли дальше.

Стажер, видимо, в качестве утешительного приза, вскоре нашла прямо на земле два отличных чистых «самоцвета» – лес явно был еще не хоженным бродягами. Пенка, в свою очередь, отойдя в сторону, вернулась с «огневиком» – маленький, с ноготь, и не особо дорогой артефакт был полезнее в походе, чем для сдачи в НИИ. Место ему я определил в аптечке – отличная штука, чтобы остановить кровотечение и продезинфицировать рану.

Лес из сухих редких деревьев кончился обширной, слабовсхолмленной пустошью, словно щетиной, покрытой короткими обугленными пнями. Сухая серая земля стала еще светлее от массы впитавшейся в нее золы. Между пологими, невысокими холмами были видны озерца – одни из них отливали изумрудной, ядовитой зеленью, другие чернели ночным беззвездным небом – на гладкой поверхности не было видно даже бликов. Запах сероводорода стал особенно сильным, едким, с примесью тяжелой падальной вони – видимо, источником запаха был легкий ядовитый парок, курившийся над озерами. Вдали, там, где кончалась выгоревшая пустошь, я разглядел в полутора километрах развалины нескольких высоток – здания обрушились неровными холмами из бетона и кирпича.

– Прохоров там, где упал дом. – Пенка уверенно показала на горы строительного мусора. – Целая комната за аномалиями. Ткань мира тонкая, близко грани. Опасно очень совсем.

– Спасибо за предупреждение, Пеночка. – Я вздохнул, осматривая дотла выгоревшие холмы, раздавленные аномалиями здания, пар над озерами и зыбкие, радужные миражи, бегающие по слоистому воздуху.

«Опасно очень совсем». Да. По-другому и не скажешь.

– Меняем порядок движения. Хип, замыкай. Проф – за мной. Дальше, за ним, – Пенка. Хип, давай все гайки, что у тебя остались, я поиздержался.

И вытащила стажер пригоршню, ссыпала мне в подсумок. И взгляд в глаза, и вижу я тоску в синих озерах Хип, тоску и знакомый страх.

– Лунь, давай я… сейчас я первая пойду, а? Ну что ты всегда вперед сам идешь, бродяга?

– Извини, стажер, без вариантов. Я обещаю, буду очень осторожным. Честное слово.

Не верит Хип. В руку мне вцепилась и смотрит то на иссохшую, всю в миражах и волнах воздуха землю, то на меня.

– Обещаю тебе, правда-правда. – Я обнял мелко задрожавшую Хип. Встретился взглядом с Профом, мол, если что, на тебя надежда, и помрачневший Зотов нехотя кивнул. – Я медленно пойду, стажер. Пеночка с нами, не забывай.

И Пенка, подойдя, сунула мне в руку знакомый подарок из той, старой еще жизни – льдисто сияющую, с алмазным блеском призму.

– Я не слышу Зону здесь. Не привыкла. Но ты слышишь, Лунь. Вот неси в руке. Он немного поможет. Знаю. Спасибо, сталкер.

– Пока не за что, Пенка. Присядем на дорожку, мне посмотреть надо, подумать.

Отряд отошел, притих… а я сидел по-турецки, расслабив по возможности все мышцы, отключив мысли, сделав сознание спокойным, легким, медленно блуждал взглядом по очень поганой, признаться, пустоши. На детектор надежды уже нет особо. Зашкалило беднягу, причем еще на подходе, поэтому я просто отключил его от питания – целее будет. Теперь только природными чувствами… и вот уже мысленно иду я по выжженной серой земле, медленно иду, осматривая пейзаж. Нельзя вон на те кочки наступать, уже точно знаю. И вон там, у ложбинки, тоже висит в воздухе чистая смерть – тонкой, прозрачной полоской, похожей на ленточку осенней паутины. А вот здесь да, можно пройти, только «чёртова сеть» переливается в метре над землей, но это ничего, пролезем… полтора километра всего лишь до развалин. Всего лишь.

– Так. Порядок номер два, пружинкой. Я иду вперед, вы все стоите. Дохожу, руку понимать не буду, чуть притопну правой ногой – идет ко мне Проф. Дошел, встал, идет Пенка тем же способом. Ты, Хип, последняя. Здесь только так.

Крошечный, совсем маленький глоток «битума» из фляжки, даже не глоток, а несколько капель по вкусовым рецепторам, чтоб ярче думалось, чтоб быстрее войти в режим. И вперед.

Гайку не дальним броском, нет, а по наклонной, навесом, метра на два-три перед собой. Прищурить немного глаза, подключить по возможности боковое зрение – многое, очень многое можно им увидеть на тропе. Чуть махнуть рукой перед собой, тыльной стороной – там или по волоскам шерстью такой мазнет, или слегка потянет, но все в порядке, дальше. Шаг. Пять. Восемь… сушит горло, летает в воздухе мелкая едкая пыль, похожая на золу. Хотя, может, это зола и есть, тут же все выгорело.

Остановился, притопнул. Слышу шорох сзади – по следам идет Проф. Пенка. Хип. Вытереть пот со лба, выдохнуть, и снова десять, пятнадцать метров вперед. Хорошо, правильно падает гайка, но недалеко от нехороших кочек мир немного уклонился в сторону, как будто качнулась земля – ясно, вестибулярный аппарат шалит, чует гравианомалию, но не страшно, далеко она – гайка правильно пролетела. Подойти, подобрать и снова навесом вперед. И на этот раз непорядок. Не упала гаечка, а дальше полетела, плавно подскакивая по синусоиде, завернула вправо, ускоряясь, описала широкую спираль и с пронзительным визгом рикошета исчезла, оставив в воздухе мелкие клочья пленочного «хвоста». Значит, чуть в сторону, и следующей гайкой бросок уже нормальный, хороший…

Путь до развалин занял три с половиной часа. Извитая, неверная цепочка шагов довела до покосившейся бетонной стены с мозаикой мутной смальты. Здание рухнуло, но в окне блестело целое стекло, а у горы перетертого в щебень бетона выделялся краской новый совсем, даже не поцарапанный трехколесный велосипед. Шумел, крутясь прозрачной серой воронкой, вихрь над самой высокой горой щебня, рокотало что-то в мутном, дрожащем небе, дробно цокали подпрыгивающие на асфальте мелкие камни в десятке метров от нас. Тяжелая усталость заставила привалиться спиной к теплому бетону, и, закрыв глаза, я глубоко, размеренно дышал, чувствуя «песок» под веками и зудящий, липкий пот на лбу и спине. Вода из фляжки показалась мне нагретой, как в пустыне. Густой, душный зной повис над разрушенными домами, и казалось, едкая жара вытравила в округе весь кислород – воздуха не хватало. Я убрал в нагрудный карман «призму». Как бы то ни было, то ли она мне помогла, то ли неверная наша сталкерская удача, то ли действительно подлой смерти на тропе не оказалось, – дошли.