Василий Биратко - Возрождение, или Граната в руках обезьяны [СИ]

— Архимед, приготовься, энергии не хватает, я отцепляюсь от перил и сокращаю энергобарьер.

— У-у-ух! Здорово! — злорадно завопил я. — Как на качелях!

Из обрезанной сумки при раскачке выпадает гибук и улетает… слава богу, на балкон.

— Спускай меня назад, скорее! — притормозил я на месте от ужаса.

— Нет. Эта дорога в один конец. Если верну тебя, галотрансфер все равно без энергии упадет в пропасть. Ты погибнешь от радиации, меня никто не включит, точнее, не увидит без транслятора. Мы будем обречены. Это я тебя во все втянула. Прости. Чего застыл, топчешься на месте? Ты спалил уйму сэкономленной энергии на уплотнение барьера.

— Ничего, я придумаю, как добраться до тебя, − замельтешил конечностями снова. − Опять облом, а где трусики? Ты оказалась пустышкой.

— Уймись, шалопай! — веселый девичий смех разрядил обстановку.

— Смотри, не описайся.

Силы уже на исходе, реакция конечностей замедлилась, но с каждым метром плотность защиты увеличивалась, и уже нога больно ударялась о нее. Энергополе само начало движение вверх, ускоряя мое восхождение.

— Тема! Живем!

— Не кричи гоп, не перепрыгнув канаву. Энергии на пятнадцать секунд.

— Банзай! — с криком безумца замолотил по экрану.

Вот край бетона, еще немного и… колено легко прошло через барьер, больно ударившись об арматуру. Юбка исчезла, машинально, как обезьяна, я схватился за железку, повис на руке.

— Прощай! — раздался голос мимо пролетающего трансфера.

— Нет, я тебя спасу! Попожжа спасу, прибереги энергию. А трансфер заберем в Софийском Соборе.

— Ну вот, даже умереть нормально не даст. Не услышу горестных причитаний, ранящих душу. Словом — дикарь! − не знаю, какой бездна глубины, но голос Софьи слышался отчетливо.

— Где ты, трансфер мой дорогой? Как я без тебя из-под земли вылезать буду? — заревел я навзрыд. — Так я и не узнаю, что такое виртуальный секс.

— Хватит паясничать, долго собираешься висеть? Говорила тебе, давай соображу ступеньки, оставаясь на балконе, оно так и вышло, ты сверху — я снизу, только энергии зря ухлопали.

— Блин! Ты где? Неужто пропасть по пояс?

— Хи-хи. Остатками энергии изобразила маленький экран в виде крыльев, спланировала на балкон, а говорить заряда много не надо.

— О, шайтан! Можешь, когда захочешь, — подхватил ее смех.

Тренировки в лесу не прошли даром, раскачавшись, закинул ногу за следующую арматуру, благо бетон оказался в пять метров толщиной, и арматура торчала со всех сторон. По железным веткам перепрыгивая, добрался до прожженной дыры. Расчистил края бетона, удобно расселся передохнуть. Шутя, расплакался.

— Что мне дальше делать?

— Опять придурком прикинулся.

— Я и впрямь огорчен, вверх в дыру не пролезу, не за что цепляться.

— Привык ты за бабской юбкой прятаться, руби наклонную шахту, десять зарядов должно хватить.

— Спасибо тебе, мой лучший друг.

— Всего лишь друг? Полчаса лазил под юбкой и другом хочешь остаться.

— Ну, во-первых, сама говорила, пять минут энергии и то разделили на два подъема.

Во-вторых, я ничего не нашел.

В-третьих, после твоего катания с горки я уже вряд ли могу быть кем-то, кроме друга.

В-четвертых…

— Достаточно и три пункта. Все вы мужики одинаковые. На пять минут только и хватает вас.

— Я не… кх-кх, — поперхнулся собственной слюной и чуть не свалился с края бетона.

Нарезал куски арматуры, сварил вместе наподобие лопаты-вил. Получились довольно тяжелые, арматура вся почти с хороший палец толщиной.

— Ну че, приступим. Спой чего-нибудь. Какие песни были в ваше время?

— Миллиарды за тысячелетие накопились.

— Тогда подходящую, по ситуации.

Спят курганы темные,

Солнцем опаленные,

И туманы белые ходят чередой…

Через рощи шумные и поля зеленые

Вышел в степь донецкую

Парень молодой.

Там, на шахте угольной,

Паренька приметили,

Руку дружбы подали,

Повели с собой.

Девушки пригожие

Тихой песней встретили,

И в забой направился

Парень молодой.

Развлекаясь разными песнями, сменил третью батарею. Земля предстала суглинком, комьями скатывалась в бездну, как вдруг наткнулся на скалу. Пришлось изменить направление, это осложнило осыпание грунта, он стал задерживаться на повороте. Приходилось возвращаться и скатывать ее вниз.

— Ёрш твою медь! Кажись, попал меж камней. Придется резать гранит.

Измотав себя в мочалку, решил, на сегодня хватит. Вырыл нишу в стене, чтобы во сне не упасть, уснул, как убитый.

Воздух из МО поднимался горячий вследствие нарушения вентиляции. Дышать тяжело, потел, вышибало всю влагу из организма. Продолжая работу, голодный, быстро терял силы. Уже лопата стала неподъемной, в тусклом свете бластера появились корни деревьев.

— И в запой отправился юный Архимед, — взбодрившись увиденными корнями, взялся снова за лопату.

Батареи все пусты. «Только без камней», − стучало в висках. Еще пару метров, и на пути встретилось мощное скопление толстых корней. Это могучее дерево росло у меня на пути, и я попал в его центр, надо отдохнуть и подумать.

− Нет! Надо Софийку выручать, она без энергии сгорит от радиации, − взревел я, как Монтяра.

Здесь грунт перешел в песок и легко разгребался руками, протискиваясь меж корней, позади глина, силы на исходе, неподъемная лопата где-то утеряна, песок проскальзывает сквозь пальцы, стены, потолок осыпаются, спасибо корням, хоть немного задерживают его, бластер потух, главное не потерять ориентацию. Только вперед!

Засыпая позади проход песком, я лишал себя воздуха, отгребать его вниз уже не думал. В спертом воздухе место кислорода быстро занимал СО 2, голова наливалась свинцом, легкий обморок кратковременно отключил сознание. И вновь, как крот, полз вперед и вверх в полной темноте. Сколько еще судьба-злодейка будет посылать испытание за испытанием по жизненному кругу и чего мне не сидится? На ум пришел белорусский стишок.

Не сядзiцца ў хаце хлопчыку малому ,

Клiча яго рэчка, цягнуць санкi з дому .

«Мамачка-галубка , − просiць сын так мiла ,

− Можа б ты на рэчку погуляць пусцiла?»

Вроде и не отпускали, сам сбежал покататься. Дед всыплет по первое число, начиная со второго. Лед совсем тонок, о, как крошится, и я медленно погружаюсь в пучину, вроде наоборот, всплываю сквозь крошку. Мягкая рука матери приголубила, погладила волосы, затем изодранные плечи. Руки ощутили мягкость ее рук и теплоту, нет — это шашлычок, еще горяченький. Запахом свежего мяса наполнились ноздри. Проснулся инстинкт дикого человека, и я впился в живую плоть, в желудок упал кусочек пищи. Как хорошо валяться на мехах, нет — это мягкий мох в солнечном бору. Солнышко заблестело в окошке, свежий воздух наполнил кислородом кровь, я открыл глаза.