Вячеслав Шалыгин - Разведчики [litres]

– Я и смотрю. – Леонид встретился с ней взглядом. – Просто боюсь утонуть…

– В фонтане?

– В глазах.

– Красиво, спасибо. – Варвара сказала это вполне искренне, как показалось. – Конспирация нужна, чтобы нас не выследило Политуправление.

– Полит… э-э… в смысле – Политическое управление КГБ?

– Оно самое. Познакомился с ним?

– Сегодня днем.

– Андрей Михайлович? – Варвара усмехнулась. – Куратор библиотеки от Политуправления.

– И что им нужно от тебя? Вернее, что ты скрываешь от них?

– Ну а что может скрывать советский человек от КГБ? – Варвара пожала плечами и усмехнулась. – Заговор.

– Ты плетешь антисоветский заговор? – Леонид невольно рассмеялся.

– Прекрати ржать. – Варвара слегка насупилась. – Моя цель – разоблачение заговора! Внутри КГБ!

– Круто взяла. – Леонид еще раз усмехнулся. – А при чем здесь я?

– В этом все дело! Ты занялся практически тем же, чем и я, только глубже копнул. Под самые корни заговора.

– С этого места можно поподробнее.

– У-у! Поподробнее! Если б я знала подробности! Это ты меня должен просветить насчет подробностей. Ты ведь расшифровываешь синюю папку.

– То есть ты ее не читала, но знаешь, что это корни твоего заговора?

– Не моего, а кого-то в КГБ. Я не читала зашифрованный текст. Но изучила все документы. Ты мне поможешь? Я ведь тебе помогаю.

– Тебе не кажется, что это несколько неравноценный обмен? Помогать в исследовании не то же самое, что разоблачать заговор. Да не в песочнице ясельной группы – «Маша подговорила Мишу отнять совочек у Яши», а в КГБ. Ты вообще понимаешь, что затеяла, «товарищ Че»? Дело явно посерьезнее латиноамериканской революции.

– Не веришь мне? – Варвара убрала руки и незаметно спрятала свой «ВЭФ» в карман. – Когда прочитаешь все, поверишь. Я не читала лично зашифрованный текст, но ты не первый, кто его расшифровал. Я читала кое-что из предыдущей расшифровки, поэтому знаю, что права. Завтра вечером встретимся здесь же и поговорим еще раз. Ты успеешь прочитать все до завтрашнего вечера?

– Вопрос – захочу ли я приходить?

– Даже так?! – Варвара удивленно взглянула на Леонида. – Я думала, у нас взаимная симпатия, почти чувство.

– Я тоже так думал. Но ты меня используешь в своих целях, ты сама это сказала. Только и всего.

– Использую, сказала, но не только и всего! Использование не исключает симпатии. Или у тебя иначе? Ты вот обиделся и что теперь, я тебе больше не нравлюсь?

– Нравишься.

– Тогда зачем ты… – Она осеклась и резко отвернулась, словно чтобы скрыть навернувшиеся слезы.

– Прости. – Зимин взял ее за руку. – Я все прочитаю и приду. И если там действительно корни какого-то заговора, мы обсудим, что с этим можно сделать.

– Послать бы тебя. – Варвара проглотила слезы и снова сделалась раскованной и «поверхностно-активной». – Но я подожду еще сутки. Может, и выйдет у нас что-нибудь. Топаем обратно, первый тайм закончился, самое время незаметно вернуться…

Вернуться через служебный вход удалось без происшествий. Выйти по окончании матча – тоже. С толпой болельщиков парочка добрела до развлекательного центра «Авиапарк», где на полтора часа застряла в кафе, продолжая изображать воркующих влюбленных.

Наконец Зимин получил приказ вызвать такси, и конспираторы поехали к Варваре. В смысле – Леонид подвез ее домой. Классического «заглянем на чай» не получилось.

– До завтрашнего вечера фиг тебе, а не чай, Зимин. – Варвара чмокнула его в щеку и шепнула на ухо: – Это чтобы со стороны выглядело убедительно. Якобы соблюдаем приличия первого свидания. Пока!

– Я понял. – Зимин усмехнулся. – Конспирация не в ущерб морали. До завтра, революционерка Варя.

«…Войска армии закрепляются на достигнутых рубежах, организуют прочную оборону в готовности к отражению атак пехоты и танков противника…

Противник (в течение суток) активности живой силой не проявлял, обстреливал наши позиции редким артиллерийско-минометным огнем, чередующимся с короткими огневыми налетами, и огнем шестиствольных минометов. На отдельных участках отмечается производство окопных работ. Отмечено 28 самолето-пролетов авиации противника на разведку и бомбежку боевых порядков наших частей…

Войска армии (в течение суток) активных наступательных действий не вели…

Части 50-й гвардейской отдельной дивизии отбивали контратаки противника, поддержанные танками и самоходными орудиями 162-го гвардейского стрелкового полка. В результате боя противник был несколько потеснен с занимаемого рубежа…

В течение дня войска первого эшелона… занимали прежние рубежи, приводили себя в порядок, совершенствовали занимаемые позиции, вели разведку и наблюдение за противником и к исходу дня занимали прежнее положение…»

Возглавлявший оперативную группу Управления контрразведки Смерш штаба фронта майор Золкин выглядел монументально. Именно так. Хоть скульптуры для парка отдыха с него лепи. Под метр девяносто, косая сажень в плечах и безупречно правильные черты лица. Будь он белоглазым каменным изваянием, Филин признал бы, что это произведение настоящего мастера. Но Золкин оставался живым, поэтому имел-таки один существенный недостаток – как раз те самые глаза. Серые и холодные, как лед. Ну не глаза, понятно, а взгляд майора казался холодным, но сути дела эта поправка не меняла. Золкин сверлил собеседников взглядом, словно ледяным буром, и взгляд этот замораживал все, до чего доставал. Кому душу, кому мозги, а кому язык.

Алевтина после беседы с майором замкнулась, отловленный в поле Стасенко, наоборот, источал всякую ересь неиссякаемым потоком, а ефрейтор Покровский отвечал односложно даже на вопросы, которые требовали развернутого ответа. Не поддался гипнозу этого удава только Филин. Он мысленно направил ледяной бур в сторону сердца и представил, как инструмент плавится, воткнувшись в «пламенный мотор». Нехитрая фантазия здорово облегчила капитану жизнь.

«Вот удивилась бы Алевтина, узнав, какие психологические уловки я применяю. – Филин даже загордился собой. – Откуда что берется? После чудесного воскрешения сам себя не узнаю».

Какое-то время грозный Золкин еще пытался давить и «сверлить», но, сообразив, что метод не работает, резко сменил тактику. Взгляд у майора остался ледяным, но буравчик исчез. Теперь смотреть ему в глаза казалось не колко. Просто бессмысленно. Все равно что всматриваться в озерный лед, под которым стоит омут неведомой глубины.

– А я ведь тоже с разведки начинал. – Голос у Золкина чуточку потеплел. – Полковая, затем армейская. Только в сорок третьем меня перевели.