Вячеслав Шалыгин - Разведчики [litres]

Зимин свернул с тропинки под прикрытие деревьев и достал телефон из кармана. Номер вызывающего абонента не высвечивался. Фотографии тоже не было. Дурной тон, но… до приличий ли в такой ситуации?

Впрочем, на экране имелась элементарная заставка – зеленый фон и белый цветок, напоминающий нарцисс, на тонком, неуверенно изогнутом стебельке. Эдельвейс?!

– Я, – настороженным тоном ответил Зимин.

– «Я»? – Абонент усмехнулся. – Почему не «алло» или «да»?

– Что это значит?

– Ты не рад меня слышать?

– Варвара, я всегда рад тебя слышать. Просто объясни, что это за игры?

– Формулируй четче, Зимин. Что конкретно тебя интересует?

– Все. Так достаточно конкретно?

– Ты понял, с кем и чем имеешь дело?

– С КГБ. Я в гостях у Конторы, на загородной базе. Ваш библиотечный куратор меня опекает. Мне следует понять что-то еще?

– Это не просто КГБ, это Политуправление.

– Не вижу каких-то особенностей.

– Ты уже смотрел по сторонам через тепловизор?

– Варвара, ты снова говоришь какими-то намеками. Прекрати, пожалуйста. Я смотрел через тепловизор, но ничего не понял. Ты, кстати, откуда знаешь? Садовник сообщил, он твой приятель?

– Садовник? – Варвара усмехнулась. – Пусть будет садовник. Ты не поверил своим глазам, да?

– Люди с «холодными» контурами – это роботы… или кто там… наполовину ящеры? Но твой садовник тоже не самый горячий тип. Как это понимать? Ты его очаровала, он проникся к нормальным людям светлыми чувствами и решил вывести на чистую воду свою родню? Допустим. Но при чем тут я?

– Ты ведь все давно понял, Зимин. Просто не хочешь в этом признаваться.

– Ничего я не понял. На что ты опять намекаешь? На связь между «неубиваемыми» немцами и «холодными» людьми в этом лагере?

– Ты не видишь связи?

– Пока я вижу только странности. Вы с Репиным меня к чему-то подводите, используя одни и те же документы, но преследуя разные цели. Невероятно, но факт.

– И какую цель, по-твоему, преследует Репин?

– Пока не знаю, но явно не разоблачение несуществующего заговора в КГБ. Зачем Репину мутить воду в собственном пруду?

– То есть правду озвучить ты еще не готов, понятно. – Варвара вздохнула. – Какой ты осторожный.

– Я привык опираться на факты, а не на домыслы и пересказы якобы вещих снов.

– Я уверена, ты поймешь, в чем подвох, когда изучишь документы полностью.

– Удивительно. Ты говоришь ровно как майор. Он тоже убежден, что полная картина откроет мне глаза на что-то очень важное для государственной безопасности.

– Я говорю о подвохе. И даю тебе действительно полную картину. С двух сторон.

– С каких еще двух сторон?

– В этом телефоне есть снимки немецкого документа. Взгляни на них. Надеюсь, ты справишься с переводом.

После него у тебя точно не останется сомнений. Только не беги прямиком к Андрею Михайловичу.

– Сначала позвонить тебе? В какую игру ты играешь на самом деле? Чего хочешь добиться реально?

– Скоро поймешь. В немецком документе, кстати, сказано, что «неубиваемые», как ты выразился, немцы жили на самом деле всего несколько месяцев, а потом увядали и высыхали, словно сорванные эдельвейсы. Красиво сказано, правда? Давай, Зимин, просвещайся дальше. Целую тебя в умную макушку.

«…1 ноября. Ночи стали заметно холоднее. Только что пришел с позиций и попытался ненадолго уснуть. Как долго я спал – не знаю. Меня разбудил винтовочный огонь. Сразу же вскочил и пошел наверх. Вдруг все сразу стихло. Я устало опять спустился в подвал с надеждой, что в эту ночь больше не будет никаких сюрпризов. Снова шаги на лестнице. Я схватился за пистолет. В двери стояли два моих солдата. Один из них едва держался на ногах. Даже в слабом свете фонаря я видел рану на левой стороне его головы. Его трясло. Я встал и усадил его на свой стул.

– Что случилось?

Второй ответил:

– На нас напала штурмовая группа. Я как раз вылез из окопа, и тут атаковали русские. Они уже давно, наверное, лежали у наших траншей. Все было бесшумно. Его, – показал на своего товарища, – они ударили по голове и потащили с собой.

– А как оказалось, что он сейчас здесь?

– Дозорный слева от нас услышал шум и выстрелил в темноту. Наверное, он в кого-то попал, потому что раненый в возникшей суматохе смог вырваться и убежать.

Раненый сидел, дрожа, на стуле. Глаза его блестели, подбородок двигался. Он хотел говорить, но не мог выдавить из себя ни слова.

– Тревога! Обыщем поле.

Вчетвером мы прошли вдоль фронта роты – от ячейки к ячейке. Солдаты были встревожены стрельбой. Я внимательно рассмотрел ячейку, на которую было совершено нападение. На дне лежал шлем раненого. Он его снял, чтобы лучше слышать, и это едва не стоило ему жизни.

Осторожно мы проползли по предполагаемому пути отхода разведгруппы противника. Метров через пятьдесят я рассмотрел в темноте предмет, напоминающий лежащего человека. Держа пальцы на спусковых крючках, мы приблизились к нему. Осталась пара шагов – сомнений нет, кто-то лежит. Я приказал прикрыть меня со всех сторон и подошел к нему. На земле лежал русский. Рядом с ним – автомат. Я перевернул его, он был мертв.

– Взять его, заберем с собой!

С большим трудом мы дотащили этого человека богатырского сложения вверх по склону до Шварценау. Под прикрытием стены обыскали его карманы. Нашли фото девушки и вырезки из газет с его именем и фотографиями. Я разобрал это, несмотря на кириллицу. На груди у него было много орденов, среди них – Красная Звезда. Наверное, был большой птицей в своем полку. Вот этот советский человек откуда-то с Волги добрался до Восточной Пруссии, как мы до Сталинграда, и случайный выстрел положил конец его карьере.

«Берлина он уже не увидит», – пришло мне в голову. Я это не сказал и не испытал никакого удовлетворения от этой мысли. Награды и документы убитого русского я упаковал в пакет и отправил с посыльным в батальон. Может быть, они заинтересуют начальника разведки дивизии. Снова наступила тишина. Я попробовал уснуть…»

Русский, идущий в полный рост по нейтральной полосе, произвел на солдат 131-й дивизии вермахта не меньшее впечатление, чем горящий, но не падающий диверсант – на красноармейцев в окопах напротив. Рискуя вновь вызвать минометный ответ противника, солдаты взяли странного бойца в камуфляже на прицел двух крупнокалиберных пулеметов и расстреляли, а вернее, разнесли в клочья. Удивительно, что свалился странный русский, только когда пули перерубили ему ноги. До этого, потеряв половину туловища, он продолжал уверенно шагать. Многие солдаты воевали на Восточном фронте давно, однако ничего подобного не видели еще ни разу.