Кристи Голден - Артас. Восхождение Короля-лича [litres с оптимизированной обложкой]

Джайна повернулась к нему.

– Разве с этим предвидятся трудности?

Отсветы буйного пламени плясали на ее лице, отражаясь в живых, ясных глазах, заставляя сверкать золотой венец, украшавший ее голову. При виде такой красоты у Артаса захватило дух. Да, Джайна всегда казалась ему привлекательной, нравилась ему с первой минуты знакомства, была ему близкой подругой и волнующим увлечением, но вот теперь он – в буквальном смысле этих слов – увидел ее в совершенно новом свете.

Обрести дар речи Артасу удалось не сразу.

– Нет, – негромко ответил он. – Уж с этим-то никаких трудностей не предвидится.

Вскоре они присоединились к толпам танцующих у огня и задали стражникам немало работы, расхаживая среди простых подданных, пожимая им руки, обмениваясь приветствиями, а после вовсе растворились в толпе и скрылись, никем не замеченные. Ускользнув от недреманного ока стражи и войдя во дворец с черного хода, Артас повел Джайну в жилые покои. Раз их едва не заметили слуги, решившие срезать дорогу на кухню. Пришлось распластаться по стене и на несколько долгих минут замереть без движения.

Так они оказались в комнатах Артаса. Затворив дверь, принц привалился к ней спиной, порывисто обнял Джайну, надолго припал губами к ее губам. Однако именно она – застенчивая, серьезная Джайна – прервала поцелуй, взяла Артаса за руку, и, озаряемая отсветами плетеного человека, догоравшего за окном, повлекла принца за собой, к кровати.

Словно завороженный, точно в чудесном, невероятном сне, Артас последовал за ней. Ладони их были сомкнуты столь крепко, что он на миг испугался, как бы ее хрупкие пальцы не затрещали в его руке. Дойдя до кровати, оба остановились.

– Джайна… – прошептал он.

– Артас… – едва ли не со стоном откликнулась она, снова прильнув к нему и припав губами к его губам.

Желание вскружило голову так, что, когда Джайна вновь отстранилась, Артас разом почувствовал себя чуть ли не обманутым.

– Артас, – прошептала Джайна, слегка щекоча теплым дыханием щеку, – я… готовы ли мы к этому?

Артас едва не ответил двусмысленной шуткой, но тут же осекся. Он понимал, о чем она спрашивает. Да, он был вполне готов навсегда связать свою жизнь с этой девушкой и любить ее всем сердцем до конца своих дней. Однако… сам он отверг очаровательную Тарету (и вовсе не только ее), а Джайна, насколько он знал, в подобных вещах была опытна еще менее.

– Если ты готова, готов и я, – хрипло прошептал он, снова склонившись к ее губам.

Вдоль переносицы Джайны пролегла знакомая тревожная морщинка. «Я прогоню ее прочь, – поклялся Артас, увлекая девушку за собой, на кровать. – Все тревоги твои, все заботы – все прогоню навсегда».

Соломенное чучело за окном, наконец, догорело дотла. Теперь черты лица спящей Джайны освещал лишь холодный, голубоватый лунный луч. Артас не спал. Рассеянно гладя изгибы тела любимой, он то гадал, к чему все это приведет, то просто радовался сиюминутному счастью.

Вечером он так и не бросил ветки в огонь: ему не хотелось ни от чего избавляться, не о чем было жалеть. «А уж сейчас – тем более», – подумал он, нежно целуя Джайну.

Проснувшись с негромким вздохом, Джайна потянулась к нему.

– Да, тебе никто ни в чем не в силах отказать, – прошептала она, вспомнив слова, сказанные в тот день, в день их первого поцелуя. – Особенно я.

Внезапно Артаса – неизвестно, почему – словно бы обдало волной холода, и он изо всех сил прижал Джайну к себе.

– Не оставляй меня, Джайна. Не бросай меня никогда. Прошу тебя.

Джайна подняла на него взгляд. Глаза ее блеснули в холодном свете луны.

– Не оставлю, Артас. Никогда. Ни за что.

Еще никогда дворец не украшали к празднику Зимнего Покрова с такой пышностью, как в этом году. Эту традицию дворфов привез в Лордерон Мурадин, верный посол своего народа во всем до мелочей. С годами она набирала популярность, и вот лордеронцы, похоже, приняли ее всей душой.

Праздничное настроение охватило город еще несколько недель назад, в тот вечер, когда Джайна привела горожан в восторг, устроив из возжигания плетеного человека целое представление. Ей дали разрешение, если она того хочет, провести в Лордероне всю зиму, хотя той, кто владеет искусством телепортации, до Даларана рукой подать. С осени кое-что изменилось. Казалось бы, едва уловимо, однако на деле – самым коренным образом. К Джайне Праудмур начали относиться не просто как к дочери правителя Кул-Тираса, не просто как к другу.

Теперь к ней относились, как к члену королевской семьи.

Артас впервые отметил это, когда его мать повела Джайну с Калией к портным, шить официальные наряды, необходимые для бала накануне Зимнего Покрова. Мелочь, но… Многие гостьи проводили здесь Зимний Покров, однако Лианна еще ни разу не утруждалась привести их наряды в соответствие с платьями для себя и дочери.

Теренас тоже нередко просил Джайну присоединиться к ним с Артасом, когда принц и король выслушивали ходатайства подданных. В таких случаях Артас сидел справа от короля, а Джайна садилась слева – то есть, занимала положение, едва ли не равное положению королевского сына.

«Что ж, – подумал Артас, – ведь к этому все и шло, разве нет?»

Вспомнились собственные слова, сказанные в том давнем разговоре с Калией: «Наверное, у каждого из нас свой долг. Твой – выйти за того, на кого укажет отец, а мой – жениться на благо всего королевства».

Да, брак с Джайной пойдет королевству на пользу. И вместе с тем принесет радость ему самому.

Прекрасно… Но отчего эта мысль внушает такую тревогу?

День накануне Зимнего Покрова выдался снежным. Стоя у большого окна, Артас смотрел вдаль, на замерзшее озеро Лордамер. Снегопад, начавшийся на рассвете, закончился лишь около часа назад. Небо будто подернулось мягким, усеянным ледяными бриллиантами звезд черным бархатом; в свете луны все вокруг казалось тихим, недвижным, волшебным.

Ладони коснулись тонкие нежные пальцы.

– Великолепно, не так ли? – тихо сказала Джайна.

Артас кивнул, не отводя взгляда от окна.

– И боеприпасов полным-полно, – продолжала она.

– Чего полно?

– Боеприпасов, – повторила Джайна. – Чтобы играть в снежки.

Тут Артас наконец повернулся к ней и едва не ахнул от изумления. На платья, в которых Джайне и Калии с матерью предстояло появиться на банкете и балу в канун Зимнего Покрова, ему взглянуть не позволяли, и сейчас он был ошеломлен. В этом наряде Джайна Праудмур выглядела, точно снежная дева. Туфельки, словно бы отлитые изо льда, белое платье с едва уловимой голубой искрой, серебряный венец, мягко поблескивавший в теплых отсветах факелов… Ее красота разила наповал, однако не превращала Джайну в статую, в снежную королеву. Несмотря ни на что, Джайна оставалась самою собой – теплой, мягкой, живой: золотистые волосы ниспадают на плечи, щеки розовеют под восхищенным взглядом любимого, голубые глаза сияют от счастья.