Оксана Токарева - Зеленый жемчуг

Физика никогда не была любимым предметом. В мед ее все равно не сдавать, зачем зря время тратить. Но без нормальной оценки в выпускной класс не возьмут. А значит, можно оставить мечты и об успешной карьере врача. С теоретической частью кое-как еще можно справиться, но на нее не станут даже смотреть, если не решишь задачи: здесь закон Ома в замкнутой цепи и первый закон термодинамики, а эти темы то ли проболел, то ли пропустил из-за региональной олимпиады по биологии.

— Арсеньев, идите отвечать!

Ну вот и все! Плакал выпускной класс.

На первой парте сидит Леха Шацкий. Он уже набросал конспект ответа по теоретической части и теперь быстро, почти с удовольствием, пишет прямо на чистовике решение задачи. Счастливчик! Вот кто физику знает не на пять, а на все десять. По химии и биологии он, правда, слабоват, периодически приходится выручать, но это дело поправимое. Леха — человек упорный, а химия и биология ему едва ли не так же нужны, как математика и физика. Леха хочет заниматься бионикой: услышав это слово, он аж весь трясется, точно скряга, увидевший на дороге медный грош.

— Идите отвечать, Арсеньев, пишите условия задачи.

Стилос дрожит в потных руках и елозит по планшету, выводя на экран что-то невнятное: зачем писать условия, если решения все равно нет! Ужасно хочется испариться и диффузировать с молекулами весеннего воздуха. Но что там пишет Леха на черновике? Его задача совсем на другую тему. Что-то знакомое: уравнение Менделеева-Клапейрона. Ну, конечно же! Его-то и надо применить! Это же ясно, как Божий день. Да сбудутся твои мечты, Леха! Быть тебе генеральным директором института бионики…

— Кто из оппозиции в парламенте связан с подпольем?! Кто вас финансирует?! Сколько можно валять тут дурака?! Ты будешь, наконец, говорить, скотина?!

У следователя от напряжения аж голодная слюна изо рта капает, поступающий в кровь адреналин стимулирует выработку желудочного сока.

Разбитые губы совсем не слушаются: благодарите Бульдога, что приходится разбирать буквально по звукам:

— Мен…де…ле…ев-Кла…пей…рон…

Следователь умильно оборачивается к Серому Ферзю. Он, бедняга, думает, что ему удалось, наконец, добиться успеха, но на лице Ферзя застыло ледяное бешенство. Ему-то эта хохма отлично известна. Он сам тогда сидел на последней парте рядом с обожавшей его Галкой Усольцевой, мучился над задачей о КПД.

— Мен…де…ле…ев Кла…пей…рон.

— Убрать этого подонка отсюда немедленно! Он еще издеваться над нами будет!

— А что с ним делать-то? — не сразу понимает следователь.

— Отвезти в заброшенный док и завтра ликвидировать вместе с остальными. Мы не можем ждать. Подполье вот-вот поднимет восстание!

— Мен…де…ле…ев-Кла…пей…рон.

…При чем здесь Менделеев с Клапейроном?

Грязновато-серый клейстер сумерек, расползаясь по небу, растворяет клочковатые пигментные пятна облаков, затягивая вязким коллоидом зияющие раны развалин, серым больничным одеялом накрывая с головой мертвецов.

Менделеев и Клайперон. Уравнение Менделеева и Клапейрона Леха Шацкий написал на своем черновике, и оно через шесть с половиной лет спасло жизнь многим ребятам из межпланетного подполья. Правда Леха об этом не знал.

Когда Шацкий осуществил свою мечту, его работа зашла в область волновой теории и в частности исследований, касавшихся воздействия различного рода волн на человека. Незадолго до войны совместно с Амином Рифатовым он создал опытный экземпляр излучателя позитивной энергии. Разработкой даже заинтересовалась одна компания, выпускающая «умные» игрушки. Но с началом противостояния институт бионики перешел на военные проекты, и отдел Лехи бросили на разработку излучателя, способного угнетать человеческую психику. Леха тогда еще консультировался насчет опасности таких воздействий, пытался отказаться. Но его все-таки вынудили не только завершить этот чудовищный проект, но и довести его до масштабов, заставляющих говорить о новом средстве массового поражения. Эх, Леха, Леха!

Как же теперь выручить ребят? Как достучаться до сознания пойманных в ловушку памяти барсов, которые завязли в дебрях своих личных кошмаров и на проявления внешнего мира не реагируют? Антидепрессанты и транквилизаторы? Вряд ли. Они здесь не помогут, только ослабят тонус и мышечную реакцию. Болевой шок? Но судя по расширенным зрачкам и собственным едва отступившим переживаниям, все находятся и так в состоянии сильнейшего болевого синдрома: Пабло, Дин и Дирижер испытывают первичные признаки удушья, Славка весь горит, а Риту колотит озноб.

…А вот это уже настоящее сумасшествие: видеть себя со стороны глазами Командора, ощущать, как под его пальцами бьется пульс и не иметь возможности выбраться из липких силков кошмара, в котором свои страдания неотделимы от чужих. С другой стороны, если она сумеет перетянуть на себя хотя бы часть болевых ощущений Арсеньева, Командор получит шанс добраться до института бионики. Тем более, несколько раз во время операций и приеме тяжелораненых, когда в госпитале не хватало препаратов наркоза, ее буквально накрывало чужой болью, и только испив ее до дна, вытянув всю до конца, удавалось ее преодолеть.

И пускай тело бросает в жар и холод, а вокруг губ и глаз выступает синева, не очень заметная на покрытом пылью и копотью, разукрашенном ссадинами и синяками исхудавшем лице. Главное, Арсеньев вновь обрел способность рассуждать и двигаться вперед, как бы по этому поводу ни протестовало едва снятое с дыбы переживаний, не успевшее толком восстановиться после приключений в гараже, измотанное месяцами боев тело. Прежде, чем сознание опять меркнет, полностью поглощенное волей Командора, сердце согревает его виновато-ласковая мысль:

— Потерпите, ребята, потерпи малышка, здесь совсем недалеко! Главное вспомнить дорогу до лаборатории.

Потом из памяти, уже вновь чужой, всплывает улыбающееся лицо повзрослевшего Лехи и какие-то немыслимые казематы, уходящие вглубь на десятки этажей…

Поскольку исследования Шацкого шли с грифом секретно, его отдел располагался в одном из подземных корпусов института, не имевшем не то что вывески, но даже фасада, как такового. Все помещения лабораторий уходили на десяток этажей под землю, оставляя сверху для съемок из космоса лишь глухой забор и невзрачное, обшарпанное строение, напоминающее не то складское помещение, не то заштатный гараж.

Лет тридцать назад, когда на недавно освоенном Ванкувере еще сохранялись нравы Дикого Запада, какие-то бандиты, купившись на бедность и неказистость того, что находилось сверху, решили взять эту территорию под контроль. Однако, не прошло и десяти минут, как непрошенных посетителей с треском выбили оттуда ребята из подразделения «Барс», предварительно объяснив, что «крыша» у объекта более чем надежная. Больше никаких попыток захвата не предпринималось, но над институтом повисла маскировочная сетка различного рода слухов, самым любимым из которых являлась байка о термоядерном реакторе, спрятанном под землей. Местные жители с видом знатоков рассказывали приезжим, что, коли рванет… Впрочем, правда оказалась едва ли не страшнее.