Илья Лируж - Строчки – жемчуг. Нанижи их на память

…И вновь сверкает в свете рампы
Старинной готики орган…
Во фрачных парах оркестранты
Под взглядами партерных дам,

Напружив мышцы лиц и те́ла,
Объединённые судьбой,
В заворожённые пределы
Влекутся властною рукой.

Их Бог, стремительно изменчив, —
Внезапным ма́нием кисте́й
Ввергает звук – с высот предвечных —
В пучины низменных страстей.

И – о, Властитель своенравный! —
В единый временно́й отсчёт
Гремят победные литавры
И стонет горестный фагот.

Владыка, музыкою ве́нчан,
Он встал у рампы – на краю.
И сонм предчувствий давит плечи
И кру́жит голову мою.

И вакханалия созвучий
По странной прихоти страстей
Со дна души́ подъемлет лучшее —
Лицо возлюбленной моей.

Меня преследует бессонница —
Не доконала бы когда.
И в голове гудит, как в звоннице,
Где бьют во все колокола,

Где все от гуда – содрогается,
Где даже самый воздух – гулк,
Где бесконечно продолжается
Начавшийся однажды звук…

И лишь к утру – в разбитом вдребезги
Моем мозгу смолкает звон.
И ты идешь ко мне из вереска—
Из тишины…
Но это – сон.

Тело твое – бархан,
Бархат песка пустынь.
Руки мои – аркан.
Шепчешь: «Остынь, остынь…»

Кожи горячий ток
Чувствуют пальцы рук.
Ближе – к виску висок,
Чтобы услышать стук.

Нежность ли это? – Груб.
Рук безразделен час…
Если б изгибом губ
Отдан – иной приказ!..

В грудь – миража жар,
Вся голова – хмель.
Жизнь положу – не жаль:
Только в тебе – цель.

Словно пустынь песок
Льешься сквозь пальцы рук.
Шепот стучит в висок:
«Друг – ты мне только друг…»

«Люби меня, люби» —
слова полны отчаянья.
«Люби меня, люби» —
бессмысленный призыв.
«Люби меня, люби» —
твержу, как заклинанье,
Уже который год
навязчивый мотив.

Люби меня, люби —
я не могу иначе.
Любовь твоя нужна,
как воздух – наравне.
Люби меня, люби —
ты видишь – я не плачу,
Ты знаешь, скольких слёз
улыбка стоит мне.

Люби меня, люби —
будь ласковой, будь нежной,
Жестокой или злой —
но узел не руби:
Не изгоняй меня
и не лишай надежды.
Позволь тебе твердить:
«Люби меня, люби».

Позволь тебе твердить:
«Люби меня, люби…»

Я знаю, Вам нужна поэзия,
Которая нежна, печальна.
Она близка Вам изначально,
В ней можно раствориться, грезить.

Я вижу Вас с раскрытым томиком
Стихов забытого поэта.
Сентиментального сонета
Строка – приводит Вас к истоме.

Вы погружаетесь в старинные
Мечты, прописанные с «ятем».
В них платонически объятья,
Свечей мерцанье стеаринное,

На стенах штофы с гобеленами,
Где сцена выткана охоты,
И смотрит лань из позолоты
Так загнанно и так несмело,

И юный граф стоит задумчиво
С лицом фамильного портрета,
Его плюмаж волнуем ветром,
Рука с оружием опущена…

…Вы плачете…
Все это грезится
Мне – на продавленном диване.
Вы сами – грустная поэзия
С усталыми глазами лани…

Волшебна острая игра
И эта чистая влюблённость,
И эта неопределённость,
Пронзающая, как игла.

Волшебна острая игра —
Неогово́ренные встречи
И тайно-зна́чимые речи,

Как будто бы изпод пера.
Отточием изза ресниц
Внезапно брошенные взгляды
Облачены для нас в наряды

Сбывающихся небылиц.
Иной, почти невидный, жест —
Невинный или же случайный —
Волнует нас необычайно,

Воспринятый как благовест.
И вот – идём плечо-в-плечо
Нарочно-легкою походкой,
И нам стеснительно и робко,

А сердце странно-горячо,
И как последнее туше,
Мгновенное прикосновенье…
И, наконец, стихотворенье,
Необходимое душе.

Пойдем по парку, милая, —
Туда, где меж берёз,
Алеет лист осиновый,
Единственный – до слёз…

По листьево́му, жёлтому,
Я, как лесной колдун,
К сияющему, зорнему,
Веду тебя, веду.

Чтобы, возникший в шорохах.
Среди осенних запахов,
Он вдруг метнулся сполохом
В зрачки твои распахнутые,

И навсегда осталось бы
В душе воспоминание —
Как ярок лист опаловый
Был в пору увядания…

Женщина курила и молчала.
Возле глаз морщинки залегли.
А меня в зрачках ее – качало
И несло куда-то от земли.

Но – уже у Вышнего Порога
Будто оборвалось что внутри:
Чистый голос – ангела ли? Бога?
Произнес короткое: «Смотри…»

Предо мной, покачиваясь вяло,
Подчиняясь медленной волне,
Женщина курила и молчала,
И – не вспоминала обо мне.

В переулке Лаврушинском
Даже воздух обманчив.
Здесь – в шкатулке игрушечной
Мне играет шарманщик.

И танцует на шапке
Под старинный вальсо́к
И головкой, и лапками,
И крылом – воронок.