Илья Лируж - Строчки – жемчуг. Нанижи их на память

Кинь шарманщику в кружку
Медный грош на гульбу.
Воронёнок послушно
В шапке склюнет судьбу —

Будь ты Ванька-приблудный
Или ухарь-купец —
С Василисой Премудрой
Ты пойдешь под венец.

Ах, шарманщик, напрасно
Ты играешь судьбой.
К Василисе Прекрасной
Я иду сам не свой

И в бреду откровенном
Пробредаю стокра́т
Вдоль таких белостенных,
Белопенных палат

В переулке Лаврушинском —
Там, где воздух обманчив…
Прихожу, чтобы слушать, как
Мне играет шарманщик.

В эту ночь, когда бьют куранты,
И снежинки танцуют танго, —
Рэкетиры, воры и франты
Пьют шампанское с соком манго.

Мой шарманщик – почти шаманом —
Ку́тит в бывшей столовке – баре.
Сам – из шапки – шальным шалавам
Мечет судьбы в хмельном угаре.

И влетают монеты в кружку —
И судьбою играют в фанты,
Ублажая своих подружек,
Рэкетиры, воры и франты.

А в Лаврушинском – индевелом,
Берендеевом и перунном —
Я брожу за своим пределом
В беломбелом сиянии лунном,

Как юродивый, как блаженный,
С волхованием, с ворожбою…
Навораживаю броженьем
Образ женщины – пред собою.

Вы, конечно же, в темноалом,
Очень стройном, прямом и длинном,
С непременным – в сей час – бокалом,
У любимого Вами камина.

В окруженье семьи – и прочих —
А меня рядом нет в помине.
Разве вспыхнет внезапно строчка
К Вам – моя – угольком в камине…

Давно отзвучали твои новогодние сказки,
И в небе давно отсверкали твои фейерверки.
Рождественской ночи бумажные яркие маски
Сегодня —
Померкли, померкли, померкли, померкли.

Промозглая оттепель – в мокрую, гнусную морось —
Давно превратила снежинки, снежинки, снежинки.
Твоя ворожба, волхованье, твой внутренний голос
Всего лишь —
Ужимки, ужимки, ужимки, ужимки.

Истаяло в мо́роке чувство веселое счастья,
Которое можно приблизить твоей ворожбою,
И алый янтарный браслетик надеть на запястье
Любимой —
Тобою, тобою, тобою, тобою.

Исчез берендеевый, снежный, рождественский город,
И что остаётся – месить эту чертову слякоть.
И тонкий браслетик сжимать, и не чувствовать холод,
И с пьяным шарманщиком пьяно смеяться и плакать…

Мы с пьяным шарманщиком
пили роскошные старые вина
И пьяно смеялись,
и пьяные слезы на белую скатерть роняли,
И в пьяном бреду
все мне чудилось алое платье на фоне камина
И алые брызги браслета
на лаке рояля.

Мне чудилось, чудилось, чудилось: я —
не подранок,
В рождественской сказке
есть мне отведённое место:
Любуясь, Вы нежно кладёте
мой алый янтарный подарок
На черную деку рояля —
прелестно, прелестно…

Ах, всё это бред —
если б это случилось, то было бы чудом.
Ни Вы и ни я
совершенно не властны над нашей судьбой.
Я просто ушёл в никуда,
как пришел ниоткуда.
И алый янтарный браслетик
по случаю о́тдан другой.

Но даже теперь,
когда прошлого нет и в помине,
И годы, и су́дьбы
как будто бы нас уравняли,
Мне чудится:
Вы – в темно-алом на фоне камина
И алые брызги браслета
на лаке рояля…

Нас только двое на земле —
Нам суждено не размину́ться.
Мы – бабочками на смоле —
Увязли в нашем безрассудстве.
Мы – эта вязкая смола,
Мы – та соломинка, что в го́ре
Последняя…Мы – та скала,
Которую не смоет море.

Мы – та высокая волна,
Что выбивает гроты в скалах.
Мы – те последние слова,
Сорвавшиеся с уст усталых.
Мы – те усталые уста́,
В кровь перекушенные болью.
Мы – жизнь, которая пуста,
Не завершённая любовью…

Нас только двое на земле —
Нам суждена обитель эта.
Друг в друге мы – в монастыре.
Нам дела нет до бреда света.
Нас пересу́ды и суды́
Досужих присных не взволнуют,
И жёсткий перст слепой судьбы́
Нам путь иной – не указует.
Мы не потворствуем судьбе —
Она грозит напрасно плетью…
…………………………………………….
К своей любви дай Бог тебе
Не опоздать на пол столетья…

Не уйти от тебя, не скрыться,
И тоски по тебе не избыть.
Лишь тобою могу напиться,
Лишь тобою умею жить.

Ты – моё ощущение света,
Невесомость моя, мой всплеск,
Ты – седьмое чувство поэта
И отточенной строчки блеск.

Ты – мечта, невозможность – не́что,
Что заполнило жизнь мою,
Ты – земная, желанная женщина,
И за это – благодарю.

В толчее перепутанных мнений,
В перекрестии улиц – и глаз—
Я встаю пред тобой на колени,
Не стыдясь,

И сегодня, на этом изломе
Одинокой моей тропы
Вновь протягиваю ладони,
Чтоб коснуться твоей стопы..

Стали письма-то – неживые,
Перепевами прошлых лет,
Словно комнаты нежилые,
Брезжит отсвет в них – но не свет.

Не несут они с собой радости
И душе покой не дают.
Доверяю им разны – разности,
Но немногое, чем живу.

Разлучили нас, нет, не во́роги,
Разлучила жизнь. Но поверь:
Твои письма мне были дороги,
Они дороги и теперь.

Пусть не частые и короткие,
Словно некогда написать…
Стали в жизни мы – неторо́пкие,
Я могу теперь подождать.

Я умею ждать их неделями,
И обиды не затаить…
Как недавно мы еще верили,
Что нам порознь не прожить.

Но надеяться понапрасну-то, —
Ты идешь своей стороной.
И чем дальше, тем ясней-ясного,
Что не свидеться нам с тобой.

И за го́дами все рассеянней
Счастья прежнего долгий свет.
За заставами, за Россиею
Затерялся твой лёгкий след.

Вот и письма – как неживые,
Но те годы не сведены —
Они резами ножевыми
По живому проведены…

Нас пеленают во младенчестве,
Нам шепчут нежные слова.
И, упакованных нас, – женщины
Спокойно носят на руках.

Встаём на ноги неокрепшие —
Освобождаемся от пут —
И нас, чуть-чуть волнуясь, – женщины
Впервые за руку ведут.

Но мы мужаем – и, конечно же, —
Нам станет тесен их уют.
И вот уже тоскуют женщины
И слишком долго писем ждут.